Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Алексей Герман
Подробнее
Биография
Дата рождения20 июля 1938
Место рожденияЛенинград
Дата смерти21 февраля 2013
Место смертиСанкт-Петербург
ПрофессияРежиссер, Сценарист

Алексей Герман родился 20 июля 1938 года в Ленинграде в семье писателя Юрия (Георгия) Германа и Татьяны Александровны Риттенберг. Предки и по отцу, и по матери — купцы и русское дворянство, офицеры и чиновники высших рангов.

«Всем тем, что мне — и мне со Светланой — удалось сделать, поставить, я обязан своему детству. Где-то годов с трёх я помню запахи. Кур, дрова, деревянные тротуары, матросиков, которые специально ходили покачиваясь. Запахи детства. Они совершенно разные. Я помню запах Полярного — сырой камень, солярка и уголь от кораблей...»     

Говорят, утрата обоняния — верная примета надвигающейся смерти. Тот же незримый барьер, установленный обонянием, отделяет жизнь от условности киноискусства. Фильмы Алексея Германа словно нарушают негласное соглашение, передавая весь смрад и благоухание жизни: это непередаваемое чувственное измерение возникает само собой, когда все другие в точности выверены. Видимо, этот эффект и называется правдой искусства. 

Один из любимых приёмов Германа — свидетельские показания ребёнка — основан на том же принципе. Детская память цепко схватывает детали, ускользающие от взрослого, замыленного взгляда, даже когда смысл целого ребёнку понятен не до конца. Что-то она «допридумывает» или достраивает, латая пробелы родительскими рассказами, но всё равно, это свидетельство самое верное: в нём нет корысти, нет осуждения, нет ещё полного соучастия. Принимая предложенный ракурс, зритель и сам делается очевидцем этих вещих снов о прошлом. Здесь трудно подобрать подходящее определение: разве мог режиссёр помнить первую половину 30-х годов, в которых происходит действие картины «Мой друг Иван Лапшин»? 

Не мог — потому что тогда «ещё вороной в Африку летал», как говорили дома. «В 37-м году со мной боролись всеми изощрёнными способами... Я висел между жизнью и смертью пару месяцев, вцепившись, как я себе представляю, в своды женского организма — руками, когтями, зубами — и кричал: „Оставьте меня!“ И меня не выбросили». Фирменная шутка: род Германов берёт начало от прадеда-подкидыша, взятого на воспитание служившим в Польше русским офицером, который и дал младенцу фамилию, приличествующую обстоятельствам — «человек от Бога» по-немецки.

Помнить не мог, но кажется — помнил. «„Лапшин“ — это книжка, которую написал отец об их юности, на самом деле. Все те, кто там существует — это живые, реальные люди. А я был поставлен в положение Бога, который знал их судьбу, что всё, о чём они мечтают, никогда не сбудется». 

Выдуманный Унчанск снимался в Астрахани, но пахнет он Севером, крепким спрессованным снегом, первыми детскими воспоминаниями. По обыкновению, бытовавшему в годы войны, отец режиссёра, писатель Юрий Павлович Герман, получил назначение спецкором ТАСС в Полярное, по месту дислокации Северного флота. В свои тридцать с небольшим лет, он, жизнелюб и, в общем-то, баловень жизни, уже был женат третьим браком, успел получить признание как сценарист фильма Сергея Герасимова «Семеро смелых», выпустить в свет четыре романа и две пьесы. А перед тем снискать спасительную похвалу Максима Горького, защитившего раскритикованную в советской печати вторую его книгу, «Вступление», позднее переделанную в пьесу по просьбе Мейерхольда, который поставил по ней один из своих последних спектаклей. «Если бы жизнь по-другому сложилась, папа бы был блестящим писателем. Но жизнь как-то сложилась... Чёрт его знает. Папа любил жизнь. Любил все её прелести. Любил компании, женщин, деньги — не хранить их, а пускать их на ветер. Он как-то по-другому существовал...» Был, например, «восхитительным фантазером, преувеличителем. Он мне рассказал много американских картин... Потом так случилось, что некоторые картины мне удалось посмотреть: то, что он мне рассказал, было на десять голов интереснее и на двадцать голов художественнее». 

Мама Алексея Германа была третьей женой Юрия Павловича. В записях Вадима Андреева, сына писателя Леонида Андреева, упоминается девочка, в которую он «был влюблен — она не ответила ему взаимностью, и тогда он ушел к Врангелю, чтобы умереть...» Девочку звали Татьяна Александровна Риттенберг. 

«Папе надо было как-то делать свою биографию в этой стране: ведь дед — офицер, бабка — дворянка. Он стал писать, работал металлистом на заводе, потом некоторое время учился в театральном институте, где позже учился и я». На поступлении в Ленинградский институт театра, музыки и кино настоял отец — сам будущий режиссёр планировал стать врачом, даже ходил в кружок в Первом медицинском институте, где «копались в трупах и разбирали, где печенка, а где почки». Начиная с учёбы во ЛГИТМиК за Германом закрепилась репутация барчука и «папиного сына» — несмотря на пятёрки, первую из которых, от профессора Александра Александровича Музиля, он получил на вступительном экзамене, написав, что «лучшая советская картина — это „Золушка“, остальные — враньё».

Первой институтской постановкой его как режиссёра стал фрагмент из пьесы Евгения Шварца «Обыкновенное чудо» с молодым Сергеем Юрским. Отрывок посмотрел Георгий Товстоногов — и пригласил автора в БДТ. Вскоре он был назначен дежурным режиссёром: должность писалась в программках, что было предметом гордости. «Тогда же я получил единственную благодарность в трудовую книжку — так там у меня и осталось три увольнения и одна благодарность: за то, что я придумал, как в „Карьере Артуро Уи“ в отсутствие артиста Корна все будут обращаться к пустому креслу, а его реплики раздал другим актерам». 

Параллельно со службой в Большом драматическом театре Герман поставил в Смоленске спектакль по сказочной пьесе Владимира Гольдфельда «Мал, да удал». «Все, что я знал про сказки, всю страсть сердца, все желание сделать спектакль, я вложил в своих товарищей по работе... что когда накануне премьеры запил декоратор, то сами при свете люминесцентных ламп ночь напролет рисовали на занавесе фосфоресцирующих летучих мышей... и дорисовались до того, что у всех нас стали светиться зубы... Короче, в постановку эту я вложил, наверное, не меньше сил, чем Бондарчук во все серии „Войны и мира“... Но детям спектакль нравился, зал ломился, и я был счастлив». Потом была ещё украинская комедия «Фараоны», уже в БДТ, но к концу третьего года работы в одном из лучших театров страны Герман понял, что превращается «в человека, который̆ не рождает что-то внутри, а угадывает, что понравится Георгию Александровичу». В 64-м он подал заявление об уходе и поступил на «Ленфильм». После нескольких опытов в роли второго режиссёра и работы в соавторстве началась его самостоятельная режиссёрская биография.

По большому счёту, в жизни ничего, кроме работы его не интересовало, поэтому подлинная биография Алексея Германа — это его фильмография. Его первым фильмом должен был стать «Трудно быть богом», ставший последним. Сценарий был готов, и перед запуском Герман махнул в Коктебель. 21 августа 1968 года он встретил свою будущую жену Светлану Кармалиту и узнал о вводе советских войск в Чехословакию. Через несколько дней со студии сообщили о расторжении сценарного договора. Над «Проверкой на дорогах» они стали работать вместе. «Я бы всё бросил, если б не Светка. Но поскольку она человек посильнее, я человек послабее, она как-то меня всё и тащит — давай снимать, давай снимать... У нас такое странное слияние двух совершенно противоположных по всем параметрам людей».

Сценарий по своей повести «Операция „С Новым годом!“» Юрий Герман закончить не успел, и на доработку пригласили драматурга Эдуарда Володарского. «По жанровой своей форме картина подобна вестерну, построена по его схеме: есть несчастный ковбой (Лазарев), есть злой ковбой (Соломин, сыгранный Олегом Борисовым), есть хороший шериф (Локотков), есть плохой шериф (Петушков). Но при всем том это вестерн наоборот. У Америки была своя история, у России — своя, они несоизмеримы. Такой суровой, безжалостной, оплаченной столь же кровавой ценою истории не было ни у кого в мире. Поэтому здесь не могло быть бутафорских „пиф-паф“ и кинотрюков, а должна была быть густая, страшная, странная, во всех мелочах правдивая жизнь». «Война цвета не имеет. Я считаю, что и жизнь цвета не имеет... Русская жизнь цвета не имеет». 

С вердиктом «...картина не раскрывает темы партизанской войны, дегероизирует народное движение» фильм лёг на полку на пятнадцать лет. Коллектив киностудии остался без новогодней квартальной премии, директора уволили, а режиссёр был признан «талантливым человеком, с которым надо работать». В воспитательных целях в качестве сценариста к Герману прикрепили Константина Симонова. Границы желаемого и возможного были обозначены в первую же встречу: «я взялся с вами работать, чтобы снять картину, после которой, может быть, снимут с полки „Проверку“, но я совершенно не взялся лежать с вами на полке». 

«Мы со Светланой поехали отдыхать на юг, а на дорогу Симонов заодно дал нам гранки „Двадцати дней без войны“. Прочитав их, я понял, что именно эту картину нам надо делать. ‹…› Точно так же, как в «Операции „С Новым годом“», и здесь даже к самому наимельчайшему эпизоду мы собирали бессчетное количество фотографий — любительских, найденных в архивах, собранных у бывших фронтовых корреспондентов, — они дали нам все, что в свое время не взяли журналы, тысячи фотографий. Можно даже привести такую говорящую цифру: одна только печать этих снимков стоила по смете пять тысяч рублей». Ценой невероятного дипломатического таланта Константина Симонова фильм был выпущен на экран.

В 1969 году был закончен сценарий «Лапшина», но до запуска картины прошло десять лет, и эта разница очень заметна. Вместо сплошной чёрно-белой жизни-войны —"ощущение разноцветицы: одни кадры цветные, другие — черно-белые, третьи — вирированные. И отношения героев, с одной стороны, абсолютно реалистичные, с другой — чуть-чуть выдуманные: они все время чуть дразнят друг друга, играют друг перед другом бесконечный спектакль... Перед нами было два возможных пути — делать фильм приключенческий и делать фильм о любовном треугольнике. Мы не выбрали ни тот, ни этот, смешали оба направления — главным для нас была не детективная интрига, не любовная история, а само то время. О нем мы и делали фильм. Передать его — было нашей самой главной и самой трудной задачей«. До присуждения Государственной премии имени братьев в Васильевых в 1986 году картина несколько лет провисела между небом и землёй — не будучи ни запрещённой, ни до конца разрешённой, шла «вторым экранам» на утренних сеансах в заштатных кинотеатрах.

Спустя два года Госпремию СССР получила «Проверка на дорогах». В новом для себя положении признанного и ведущего режиссёра страны Алексей Герман открыл на базе «Ленфильма» «Мастерскую первого фильма», за недолгий срок существования давшую старт новому поколению кинематографистов, в числе которых «параллельщики» Евгений Юфит, Максим Пежемский и Сергей Винокуров, кинокритик Олег Ковалов, сценарист Андрей Черных, режиссёры Игорь Алимпиев и Алексей Балабанов. В 91-м году число разногласий внутри коллектива превысит предел её продуктивности, Герман уйдёт, и мастерская закроется. Вместе со Светланой Кармалитой они наберут курс на ВРК и привлекут его к работе на новым фильмом «Хрусталёв, машину!» 

«Идея „Хрусталева“ возникла из того, что я решил, что умираю. Я в очередной̆ раз тогда заболел и боялся идти к врачу. Я подумал: как обидно! Я прожил жизнь, а рядом был мой папа, была моя мама. Была домработница Надька, у которой̆ был сын от немца. Был шофер Колька — ворюга, которого папа любил. Были мои кузины Белла и Лена, которые у нас прятались до тех пор, пока к одной̆ из них жених не начал ходить. Была молочница, приходил шведский̆ журналист Линдеберг от моего дяди Гули. Вот я умру, и все это уйдет! Давай-ка я попробую про это снять. Только сделаю так, чтобы папа не был писателем. А остальное пусть останется. Это все — о нас... Я взялся за „Хрусталева“, не представляя себе, во что это выльется в разваленной стране. А снимал его как последнюю картину, собирался умирать. Правда, потом нервы сдали, я пошел на обследование в клинику, и ничего опасного у меня не нашли. Однако идея „умереть и оставить“ уже была и осталась ведущей во всем фильме». Вскоре после «блестящего провала» на Каннском фестивале «Кайе дю Синема» включит картину в число 50-ти величайших за последние 50 лет.

В 1998-м Герман возвращается к идее фильма «Трудно быть богом». Для осуществления его самого первого замысла должно было пройти тридцать лет, но видимо, это и к лучшему — теперь он снимал, точно зная, «...что после Серых всегда приходят Черные. Про то, что эта последовательность неотменима. Про то, что неучастие — утопия, слиться с Серыми получается лишь на время... Посмотрим». В окончательном виде, в кинозале, на премьере своей последней картины он так и не увидел, но тот средневекового масштаба киноэпос, который получился в результате, сопоставим c визионерским скитанием Дантова «Ада». Сотворить такое способен только «Божий человек» — Herr Man по-немецки. 
        
Майя Кононенко

1
Фильмы
2
Мультимедиа
3
Тексты
Поделиться
Мультимедиа
Эскизы к фильмам Алексея Германа13 фотографий
Алексей Герман на съемочной площадке38 фотографий
Кадры из фильмов Алексея Германа6 фотографий
Тексты
Все тексты
Портрет
Киноведение
Материалы к биографии
Прямая речь
Диалоги
Метод
Критика
Общественная позиция

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera