Родился 6 сентября 1937 года в Сегеже (Карелия) в семье военного-инженера. Отец — Федор Григорьевич Шпаликов, мать — Людмила Никифоровна Переверткина. Брат матери, Семен Никифорович Переверткин, генерал-майор с 1944 года, участвовал во взятии Берлина, c 1946 года служил в военном министерстве, в 1956–1960 годах — заместитель министра МВД СССР.

Отец погиб на фронте в 1944 году. Армия — часть семейной истории — предопределила выбор места учебы для Шпаликова еще в детстве: в 1947 году после двух лет в обычной школе военкомат перенаправил его в Киевское Суворовское военное училище. Первые литературные опыты пришлись на время учебы: дневник, рассказы, стихи, в которых сильно ощущается влияние Маяковского. В 1956 году во время учений был ранен, медкомиссия признала его негодным к военной службе, в августе того же года он поступил на сценарный факультет ВГИКа. Он был незауряден, талантливый, легкий, свободный: об этом рассказывают те, кто с ним учился: «Шпаликов ‹…› и привнес с собой дух свободы, не только социальной, но и личной. А еще — некий романтизм, скрытый под “легкой болтовней”»^[1]; «Фамилия Шпаликов просто как птичка летала по всем коридорам, ее повторяли и режиссеры, и сценаристы, и операторы. Необычайно он был знаменит»^[2]; «казалось, что он не просто ходит по институту, а словно все время взбегает вверх по лестнице»^[3]. Но, возможно, это было «легкое дыхание», которое «рассеялось» в «холодном весеннем ветре». Мистификатор, фантазер, сочинитель песен и стихов, талантливый сценарист — он казался людям своей среды и своего поколения — любимчиком судьбы, «Моцартом без Сальери» (перефразируя П. Финна). Но один из первых его учебных сценарных этюдов «Человек умер» написан на тему реакции студентов и преподавателей института на собственное самоубийство; по жанру — комедия, но реальная смерть создает искушение увидеть в этой шутке тщательно скрываемую трагедию.

В 1959 году Марлен Хуциев начинает работу над сценарием фильма «Застава Ильича» — о поколении «детей XX съезда». В качестве второго сценариста он приглашает Шпаликова, тогда еще студента. Шпаликов сумел привнести в сценарий воздух времени, где «атмосфера была важнее, чем слова»^[4]. И это была не эйфория освобождения и несколько сентиментальной общественной солидарности (обстановка поэтического вечера в Политехническом музее): «Герои шпаликовского сценария чувствуют прежде всего беспокойство и тревогу, а вовсе не беспредельную радость созидания и свободы»^[5].

В декабре 1962 году фильм был принят на студии им. Горького, а в марте 1963 года на встрече с «деятелями культуры» Хрущев обрушился с критикой на «Заставу Ильича»: «Даже наиболее положительные из персонажей фильма ‹…› не являются олицетворением нашей замечательной молодежи. Они показаны так, что не знают, как им жить и к чему стремиться. И это в наше время развернутого строительства коммунизма ‹…›!»^[6]. Через несколько дней студия потребовала доработать фильм с учетом партийной критики. М. Хуциев вынужден был согласиться. Режиссера заставили вырезать и переснять целые сцены, Шпаликова — переписать сценарий. В прокат фильм вышел под измененным названием «Мне двадцать лет» в 1965 году (в 1988 году он будет восстановлен и показан в авторской версии).

В 1963 году Георгий Данелия начинает съемку лирической комедии «Я шагаю по Москве» по сценарию Шпаликова, который задал фильму легкий ритм танца, скольжения — почти в невесомости. Шпаликовская Москва в картине: «город юных и легких на подъем. Здесь юноши ходят пружинистой походкой, а девушки почти всегда вальсируют под теплыми струями дождя... Здесь легко находят новых друзей — и легко расстаются с ними. ‹…› Здесь настоящее братство связывает первых встречных и просто прохожих, и нет, пожалуй, у нас более легкокрылого фильма об эпохе шестидесятых»^[7]. Эта атмосфера стала средой обитания для круга его сверстников: он «построил нам здание нового и новейшего русского кинематографа»^[8]. В фильме звучит песня, Шпаликов сочинил для нее стихи на музыку Андрея Петрова. Эта песенка стала одной из самых популярных в 1960-е, как и сам фильм, с успехом прошедший по экранам (20 млн зрителей в год выхода).

В 1966 году Шпаликов как режиссер снимает «Долгую счастливую жизнь» по собственному сценарию, который он посвятил «Памяти Жана Виго, моего учителя в кинематографе, да и в жизни»^[9]. Этот фильм — шпаликовская эпитафия всей эпохе шестидесятых: «У героя Кирилла Лаврова будущее исчислялось долгими годами ‹…›. Его время пришло. Для героини же и ее автора — нет ‹…› их время, действительно кончилось. ‹…› Сюжет был короткий, злой. Ему уже не хватало шпаликовского дыхания. Героиня не спасала автора, она была обречена не больше и не меньше, чем он. Тогда — из вгиковских воспоминаний, из времени надежд, из благословенной “Аталанты” — он пустил в путь по экрану баржу. По реке времен, не определив конечной остановки, куда доплывет, туда и ладно, словно не в силах завершить фильм титром “Конец”. На премьере в 1966 году фильм зашикали ‹…› у современников нервы не выдерживали»^[10].

В 1971 году Лариса Шепитько по сценарию, написанному ей в соавторстве со Шпаликовым, снимает «Ты и я»: «здесь состоялась констатация тотального кризиса шестидесятничества, был осознан и запечатлен крах иллюзий»^[11].

Дальнейшее: сценарии, по которым невозможно было поставить фильмы («Прыг-скок, обвалился потолок», «Девочка Надя, чего тебе надо»), многолетнее сочинение незаконченного романа, уход из дома, эмиграция Виктора Некрасова, близкого друга, алкоголизм, нищета, — эпилог с трагическим финалом: «Геннадий Федорович Шпаликов, талантливый, умный, тонкий, забулдыга, пьяница, человек, которому так много было дано и который умел давать нам, но недодал ‹…› ушел из жизни, сам себя увел, потому что не мог дышать. Не хватало воздуха... Без него поэту жить нельзя»^[12].

Шпаликов совершил самоубийство 1 ноября 1974 года на одной из дач в Переделкино.

Наталья Бочкарева