У сценария «Причал» странная и прихотливая история, как, впрочем, у многого, что связано с именем Геннадия Шпаликова — всеобщего любимца и, как бы мы теперь сказали, культовой фигуры 60-х годов.
Он был неправдоподобно красив. Фотографии сохранили только правильность и мужскую привлекательность его лица. Но они не способны передать волшебную смесь доброты, иронии, нежности и сдержанной силы, которая была его аурой. Что можно сказать с уверенностью: у этого человека не только не было врагов, но не было даже человека, кто бы относился к нему без симпатии. Это обаяние разило наповал. Он был бескорыстен, как ребенок, и хитр, как младенец.
Я тогда был таким же нищим, как все в кино. Жена работала художником в театре Образцова за нищую зарплату. Но там перепадали халтуры: например, сделать 40 кукол, символизирующих дружбу народов, к международной торговой выставке. Два месяца бессонных ночей, и пару месяцев можно было жить безбедно. Потом еще что-нибудь для другой выставки... В общем, деньги водились, и вечно безденежный Гена стрелял у нас. Естественно, думать, что он отдаст, было бы нелепо. Когда родился ребенок, жена стала прижимистей и стала давать деньги через раз. Как-то Гена пришел, потом еще раз, и еще... Жена сказала: нет!.. Но он поклялся, что отдаст в понедельник. И правда — пришел с конвертом. А в нем вместо долга — стихи. Они потом были опубликованы. Я даже неуверен, что был их единственным адресатом... Там были божественные строчки:
Вы можете не влюбиться в такого должника? Нет, никто не мог устоять.
На нашем режиссерском курсе, где учились Шукшин и Тарковский, звездами были не они, а нежный мальчик Володя Китайский, трагический поэт. Его сокурсники думают, что, стань он режиссером, это бы изменило бы весь наш климат в кино. Шпаликов написал для его дипломного фильма сценарий «Как убить время». Нежный и поэтичный Китайский оказался в паре с земным прагматичным немцем Хельмутом Дзюбой. Фильм был запущен на «Мосфильме» в мастерской Михаила Ромма. Но режиссер никак не мог выбрать актрису. И вдруг Маша Вертинская привела свою младшую сестренку — нигде еще не снимавшуюся Настю. И все поняли — есть героиня. Но вслед за Настей появилась мама, оглядела зорким совиным глазом компанию — красавец Шпаликов, красавец Таривердиев, достаточно привлекательный оператор Савва Кулиш и не последний по обаянию Володя Китайский. Мама все сразу поняла, схватила дочку и со словами: «Ноги твоей здесь не будет!» — увела. И картина рухнула. Китайский сказал: «Я просто не могу снимать никого другого!» На что добрый Ромм ответил: «У вас есть сутки. Придумайте другой сценарий, и я сохраню для вас единицу в производстве». Шпаликов, Китайский и Кулиш отправились на ВДНХ в пивную — там было классное бочковое пиво. К вечеру они придумали сценарий «Путь к причалу». Шпаликов отправился домой — у него и Наташи Рязанцевой, его жены, была комнатка в доме у трех вокзалов. Всю ночь он сочинял, и к утру был готов первый эпизод. После которого шли такие слова: «Это происходит в нашем чудесном городе и закончится хорошо». Ромм рассмеялся и принял заявку.
Но когда сценарий был написан и принят, «Мосфильм» показал свои желтые волчьи зубы. Китайского то вставляли, то выталкивали из плана. Его по очереди продали все.
Мы в это время снимали: Тарковский — «Каток и скрипка», Шукшин — «Из Лебяжьего сообщают», я — «Друг мой Колька». А Китайский работал ассистентом у малоспособных поденщиков. Был он человек без кожи. У одних кожа нарастает, у других воспаляется. И через год он был весь — как нарыв. Когда фильм в очередной раз выкинули из плана, он сказал кому-то из друзей: «Я не могу жить этой жизнью, а другой не хочу». Поехал в лес и повесился... Работа над фильмом была прекращена.
А потом покончил с собой Шпаликов...
Сценарий пропал, и сорок с лишним лет никто не мог его найти, пока Юлик Файт, один из самых преданных и влюбленных в Гену друзей, не нашел его. Действительно, рукописи не горят.
Митта А. Моцарт оттепели // Киносценарии. 1997. № 4.