Что касается Гены, то говорить о каком-то его творческом кризисе — во всяком случае, как о причине гибели — я бы не стала. Хотя бы потому, что «Прыг-скок, обвалился потолок» или «Девочка Надя, чего тебе надо» — лучшие его сценарии, на мой вкус, написаны в семидесятые годы, и именно в них ярче всего обозначена собственно шпаликовская коллизия, тема хороших, но невыносимых друг для друга людей. И «Долгую счастливую жизнь» он написал и снял во второй половине шестидесятых, а не во времена своей молодой славы и сотрудничества с Марленом Хуциевым. Кстати, я лишь недавно в однотомнике прочла киноповесть — раньше видела только фильм, — и нашла там один диалог, в котором он для себя объясняет наши отношения. Он говорил мне подобные вещи. Там, где главный герой в театре встречает несчастливо влюбленного парня, и тот говорит: я знаю, что с девушками надо врать и притворяться. Но вот я ее вижу и все говорю как есть, хоть и понимаю, что так нельзя.

Он действительно все говорил как есть, даже когда понимал, что ничего уже нельзя изменить и все давно не ко времени. Он приезжал в Ленинград, уже к нам с Ильей (Авербахом), звал по имени и на «ты» мою свекровь (вообще очень любил стариков, замечательно ладил с ними), а после прислал Илье письмо, чтобы он меня отдал. Вернул. То есть он прекрасно уже понимал, что этого быть не может и что ему самому это, может быть, не нужно. Но был момент, когда ему показалось, что нужно, — и он тут же об этом сказал. Дело, однако, было никак не во мне, и даже не в душевной болезни Инны Гулая... а в собственной его трагедии, в беззащитности, в нежелании и неумении выживать, выстаивать, терпеть...

Быков Дмитрий. Фрагменты интервью с Н. Рязанцевой (2000).