«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Родился 17 июня 1932 г. в Москве. Отец, Яков Лазаревич Аскольдов, герой Гражданской войны, советский хозяйственник, в 1933 г. был назначен директором завода «Большевик» в Киеве. Мать — Александра Ильинична Амелькина — врач. В 1937 г. родители были арестованы НКВД, отец расстрелян. Аскольдов рассказывал: "После того как арестовали отца, на следующий день приехали за моей мамой. Я не спал, подглядывал из-под одеяла. В квартире проходил обыск. Моя мама одевалась под насмешливыми взглядами людей из НКВД. Она попросила их отвернуться, на что те, нагло ухмыляясь, сказали: «Ничего, привыкай одеваться при мужиках» ‹…› И ее увели. Выходя, один из НКВДешников приказал другому: «За мальчишкой вернешься, когда отвезешь ее в тюрьму». И я понял, что мне нужно уходить из этого дома. ‹…› Почти инстинктивно я пришел к дому, где жили друзья моих родителей, многодетная еврейская семья. Я позвонил, меня увидели на пороге, все сразу поняли, расплакались, спрятали ‹…› После войны, уже став взрослым человеком, я искал след этих людей — он оборвался в Бабьем Яру, их расстреляли с тысячами других киевских евреев» [1]. Через некоторое время бабушка забрала его к себе — в Москву. Мать вскоре вышла из заключения, работала в детском саду, во время войны ей разрешили вернуться к врачебной практике, она стала одним из организаторов донорского движения.
В 1955 г. Аскольдов окончил филологический факультет МГУ. Его дипломная работа была посвящена пьесам М. Горького. Работая над дипломом, он открыл для себя прозу и драматургию М. А. Булгакова, познакомился с его вдовой Еленой Сергеевной. Аскольдов рассказывал: «Будучи студентом, я пришел в булгаковский дом ‹…› там жила одинокая вдова Елена Сергеевна — это было в 54 году, — и в течение 5-6 лет мы с женой из этого дома буквально не уходили ‹…› мы спали на кровати, под которой лежала часть рукописи „Мастера и Маргариты“, — мы „пропитались“ этим великим романом»[1].
После филфака Аскольдов поступил в аспирантуру Литературного института им. Горького, где под руководством театроведа П. Новицкого начал писать диссертацию о жизни и творчестве М. Булгакова. В 1957 г. попытался опубликовать статью о Булгакове в «Литературной газете», после отказа напечатал в журнале «Театр» рецензию на постановку «Бега» в Сталинградском драматическом театре [2]. Защита диссертации должна была состояться в 1958 г., но комиссия по драматургии Союза писателей СССР сочла материал «идеологически неприемлемым».
В начале 1960-х гг. Аскольдов работает в Министерстве культуры СССР: рецензентом-инспектором театров, главным редактором управления по производству фильмов, членом редакционно-сценарной коллегии Главного управления художественной кинематографии Госкино СССР, затем оставляет карьеру чиновника и поступает на Высшие режиссерские курсы (мастерская Л. Трауберга).
В 1967 г. в качестве дипломной работы Аскольдов ставит на Центральной студии детских и юношеских фильмов им. М. Горького полнометражный художественный фильм «Комиссар» по мотивам раннего рассказа Василия Гроссмана «В городе Бердичеве».
К тому времени Гроссман (умер в 1964 г.) — после попытки публикации романа «Жизнь и судьба в «Новом мире», которая привела к аресту его рукописей КГБ, — практически запрещенный автор. Несмотря на то, что Аскольдов берет для работы над сценарием его ранний революционный рассказ, выбор литературной основы ставил под вопрос судьбу будущего фильма.
Кроме того, по воспоминаниям Аскольдова: «Я только оттолкнулся от Гроссмана, вдохновился им. В картину вошел личный опыт ‹…› набросав план картины, я позвонил вдове ‹…› пришел к ней в дом ‹…› и сказал, что мне хотелось бы вольно экранизировать рассказ, — она дала согласие. Но я прекрасно понимал, что сценарий этот не пройдет ни в каком виде: в 65 году одно слово „еврей“ было практически эвфемизмом» [1].
Аскольдов заручился поддержкой С. А. Герасимова, художественного руководителя молодых режиссеров на студии им. Горького, и приступил к съемкам своего первого полнометражного художественного фильма, который впоследствии окажется единственным в его режиссерской карьере.
Оператором картины стал Валерий Гинзбург (младший брат А. Галича), композитором — Альфред Шнитке, в главных ролях снялись Нонна Мордюкова, Ролан Быков, а также Раиса Недашковская, Василий Шукшин.
Фильм действительно довольно серьезно отличается от рассказа Гроссмана, история комиссара Вавиловой, ждущей ребенка и временно обосновавшейся у многодетной еврейской семьи, в фильме серьезно переосмыслена: «Постижение приоритетной ценности отдельной человеческой жизни и представляется в „Комиссаре“ выходом на новый уровень понимания „новой революционной нравственности“ ‹…› Но парадокс „Комиссара“ состоит в том, что идея, доведенная до логического предела, начинает здесь отрицать самое себя. ‹…› Все у Аскольдова говорит об одном — о жизни и смерти. ‹…› Есть поле боя, возникающее в видении во время родов, как пространство смерти: шеренга бойцов, срезающая косами не траву, но мертвый песок пустынь; кони, мчащиеся из боя, без седоков; все то же артиллерийское орудие и проч. ‹…› Противник здесь — смерть, каждый момент угрожающая любому человеку. За конечностью отдельной человеческой жизни тут начинает проступать призрак конечности „рода людского“ в целом, все глубже погружающегося в стихию самоистребления. Недаром за жутковатым эпизодом игры еврейских детей в бандитский налет и погром ‹…› следует сцена в подвале, где героиню посещает видение Холокоста — то есть гибели целого народа. Видения эти носят откровенно апокалипсический характер, тем более пугающий, что смысл их неясен самой героине ‹…› однозначная ясность финала литературного первоисточника в фильме утрачена» [3].
Сразу по окончании съемок за фильм разворачивается жестокая борьба, ему предъявляют все мыслимые и немыслимые претензии, кинематографическое начальство требует переделок. Аскольдов убирает из фильма несколько «натуралистических» сцен, но не соглашается на принципиальное изменение концепции. В декабре 1967 г. картину решено было закрыть и передать в Госфильмофонд с грифом «хранить вечно». В 1969 г. режиссера увольняют со студии с записью в трудовой книжке о «профессиональной непригодности», что практически означало «запрет на профессию», затем исключают из партии. Аскольдова отправляют на строительство КамАЗа. Там, в первой половине 1970-х он снимает два документальных фильма (не сохранились).
В 1975 г. Сергей Герасимов и Ростислав Плятт обращаются с письмом к высшему партийному начальству с призывом пересмотреть судьбу запрещенного фильма — но безрезультатно.
Уже после начала перестройки в 1986 г. вновь предпринимались попытки добиться выпуска «Комиссара» на экраны, и снова безуспешные, противники приводили всю старую систему аргументов: дегероизации и дегуманизация революции, нежелательность «разжигания межнациональной розни» и т. д. В результате коллегия Госкино оставила фильм на полке.
В 1987 г. во время Московского международного кинофестиваля Аскольдов самовольно выходит на сцену, рассказывает о судьбе своего фильма перед международной аудиторией и добивается показа «Комиссара», который становится сенсацией.
В 1988 г. фильм получил «Серебряного медведя» на Берлинском кинофестивале, а также премию FIPRESCI, затем последовала его триумфальная демонстация на мировых экранах. Один из первых немецких рецензентов написал в 1988 г.: «Если бы существовал суд по цензурным преступлениям, цензоров кино следовало бы приговорить к высшей мере. Потому что ничего нет проще, чем испортить фильм и уничтожить режиссера» (Die Zeit. 1988. 28 Okt.).
В 1990-е гг. Аскольдов переехал с семьей в Европу, занимался преподавательской работой, написал автобиографический роман «Возвращение в Иерусалим» (впервые изданный в 1998 г. на немецком: Askoldov A. Heimkehr nach Jerusalem. Aus dem Russischen von Antje Leetz, Verlag Volk und Welt, Berlin 1998). Больше он не снял ни одного фильма.
Наталья Бочкарева
Примечания
- a, b, c Аскольдов А. И тут я первый раз завязал шнурки...// Новый Берег. 2004. № 4.
- ^ Аскольдов А. Восемь снов // Театр. 1957. № 8.
- ^ Марголит Е. Аскольдов А. // Кино России. Режиссерская энциклопедия. Т.1.