Уважаемый Александр Яковлевич!
«Советские газеты хранят молчание». Вы, конечно, уже читали этот заголовок в торонтской «Глоб энд мэйл»? Речь идет о Вашем фильме «Комиссар». Какое же тут молчание! — могли бы воскликнуть Вы, человек, так пострадавший от произвола и несправедливости и потому особенно к ним чуткий. Какое может быть молчание, если «Комиссару» уже посвятили восторженные строки и целые статьи «Известия» и «Неделя», «Советская Россия» и «Вечерняя Москва», «Советский фильм» и «Советский экран», «Искусство кино» и «Московская правда», «Московские новости» (трижды!) и рижское «Кино», «Московский комсомолец», «Досуг в Москве» и даже «Киномеханик»… И это задолго до выхода картины в прокат! Какое ж молчание, если только «Советская культура» раз восемь возвращалась к «Комиссару», скрупулезно отмечая его международные успехи, если дала под рубрикой «Спектр мнений» рецензии сразу нескольких критиков, если напечатала страстную статью Евтушенко!
И теперь канадская газета пишет о травле и замалчивании, которые, невзирая на перестройку, продолжаются.
Нет оснований винить канадских репортеров в натяжках и неточностях. Они добросовестно повторяют Ваши, Александр Яковлевич, слова, сказанные
Формулировки, которые Вы употребляете,
уже не раз посвящала Вам персонально прочувствованные строки, было бы, согласитесь, крайне несправедливо. Тем более что в дальнейшем мы неизменно и почтительно называли имя автора фильма, а в августе напечатали и интервью с Вами.
Так, увы, создаются легенды.
Еще когда фильм был наглухо закрыт и о нем почти невозможно было говорить в печати, ваш покорный слуга писал в той же «Советской культуре»: «Ждет решения своей судьбы выдающаяся, на мой взгляд, работа А. Аскольдова „Комиссар“».
И далее — о плеяде художников, вместе с Вами искусственно выключенных из кинопроцесса и способных сделать еще много важного, нужного народу и истории. Было это напечатано в мае 1987 года, задолго до Московского кинофестиваля, где Вы, как можно понять из ваших интервью, сражались за свою картину в совершенном одиночестве.
Вы говорили в Торонто о том, что фильм замалчивает Центральное телевидение. И мне хотелось ущипнуть себя — неужто мне померещились на телеэкране в Москве кадры Вашего фильма с чрезвычайно доброжелательным комментарием секретаря правления Союза кинематографистов В. Демина? А интервью с Вами, которое вел А. Плахов?
Вы утверждали, что международный успех «Комиссара» тщательно скрывается от общественности. И мне снова хотелось прервать сей сон — ведь уже читал про западноберлинский триумф, более того, сам радостно передавал в Москву информацию о триумфе «Комиссара» в Монреале. А потом, если уж быть совсем точным, появилась еще и специальная заметка под заголовком «„Комиссар“ в Торонто».
К моменту выхода фильма в прокат полтора десятка центральных изданий написали о Вашей картине. Понимаю, этой цифрой трудно поразить воображение. Но это проблема всей нашей кинокритики, а вовсе не вашего фильма. ‹…›
Теперь фильм Ваш в прокате. Будут, наверное, и новые рецензии. Он не вызвал в публике ожидаемого ажиотажа. Но здесь, мне кажется, тоже нет зловредной руки «коррумпированных художников», которым «не нравится, когда у картины успех», нет подрывной деятельности «новых руководителей Союза кинематографистов», которые «состязаются в самоутверждении» — вновь цитирую Ваши
фильм в течение 20 лет, несомненно, добились. Ведь западная печать, как легко заметить, гораздо больше наэлектризована Вашей действительно драматичной судьбой, чем категориями художественными. Это объяснимо: Вашу горечь разделяют не только за рубежом, но и ваши соотечественники — коллеги, и критики, и даже те, кому фильм не близок.
Вы как будто признаете право людей иметь разные мнения. «Я не требую триумфального отношения, критика имеет право высказывать разные суждения», — говорите Вы, по свидетельству парижской «Русской мысли»,
Вспомните о реальности, в которой мы жили совсем недавно. Оглянитесь вокруг теперь,
Вместе с Вами вышли из небытия десятки талантливых людей нашего кино, литературы, театра, живописи. Они были жертвами, но они и боролись за себя и за других. Добились
Вы в своих интервью рассказываете, как боролись за себя и свой фильм, в сущности, в одиночку. Я не думаю, что это вполне справедливо. И не думаю, что интервью, где Вы создаете зловещий образ прессы, упорно замалчивающей мужественного художника, помогают и без того трудному процессу восстановления взаимного доверия. Я действительно опасаюсь, что, усердно затаптывая
Так родилось это письмо — Вам и одновременно тем, кто слушал Вас
Кичин. В. Обида плохой советчик // Советская культура. 1988. 17 декабря.
Прочитал открытое письмо критика В. Кичина кинорежиссеру А. Аскольдову. Горько стало от содержания и от самого тона этого уничижительного эпистолярного опуса. И кинорежиссура, и критика — профессии серьезные, требующие в случае противоречивых мнений и возникающих отсюда споров уважительного отношения сторон друг к другу. Речь идет об Аскольдове и его фильме «Комиссар».
«Комиссар» путешествует по свету, но всегда (напомню Кичину) по приглашениям из разных стран мира, купивших его для проката. И повсюду ему сопутствует огромный, почти беспрецедентный успех, а ведь тут надо учесть, что картина посвящена людям первых лет Октября и что в ней нет ни модной исступленной жестокости, ни бравурных совокуплений, ни манящего победоносного голоса инстинктов.
Успех «Комиссара» за рубежом до некоторой степени определяется повышенным интересом к нашей стране, к популярности ее политических инициатив, да и освобождением фильма после двадцатилетнего ареста. Но главное, убежден, увлекает его истинная и благородная человечность. К сожалению, тема нашей революции, тема святой веры в гуманность ее идеалов уже давно заброшена кинематографом, и в том я вижу нашу трагическую вину перед новыми поколениями. А где на экране отклик на опасно загулявшие по городам и весям чудовищно безнравственные вспышки национализма? И о том, и о другом, вооруженный талантом Василия Гроссмана, вдумчиво и взволнованно рассказывает «Комиссар». О многом впервые.
Я не слышал и не читал выступлений Аскольдова за рубежом. По рассказам,
А к выходу фильма на экран ни заинтересованной рекламы, которая в данном случае очень и очень требовалась, ни серьезного разговора о фильме в печати, за исключением статьи Евтушенко в «Советской культуре».
В этом смысле публикация Кичина грешит легкомыслием, так как нельзя каждый анонс в газете или упоминание о фильме
И уж совсем странно прочесть в письме Кичина, опытного, очень способного авторитетного журналиста, такие слова о «Комиссаре»: «Он не вызвал в публике ожидаемого ажиотажа». Кичину хорошо известна история искусства кинематографии и весьма редкое быстрое совпадение «ажиотажа» с подлинной ценностью художественного произведения. Не думаю, чтобы он был почитателем таких картин, как «Пираты XX века» или «Воры в законе».
Кроме перечисления недокументированных грехов Аскольдова, в письме Кичина есть еще один пункт: защита Элема Климова. Но Климов как крупный режиссер и общественный деятель, право же, хорошо известен, и напрасно Кичин так самоотверженно бросился его защищать. ‹…›
Еще хотелось бы спросить Кичина, учитывал ли он, что его открытое письмо прочтут не только те, кому известна тяжкая доля Аскольдова? А что может подумать читатель, который развернет газетный лист
Не могу отделаться от мысли, что стиль письма Кичина жестоко напоминает пережитые нами так называемые «проработки» писателей, художников, кинематографистов, слишком дорого оплаченные ими и всем нашим обществом и на годы затормозившие развитие искусств. Такой тон отнюдь не помогает преодолеть обиду, которую В. Кичин справедливо называет «плохим советчиком».
Зархи А. Что может подумать читатель? // Советская культура. 1989. 10 января.