Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
«Мечтаю снять фильм»
Из интервью Александра Аскольдова

На самом деле, я не настоящий кинорежиссер, по первой профессии — я филолог, окончил московский университет, отделение драматургии театра. ‹…›

Сначала я стал литературным, театральным критиком. Как театровед я объездил многие города России — тогда в российской периферии были замечательные театры. Потом судьба забросила меня на административную работу, — я был своеобразным администратором, занимался кинематографической редактурой, старался делать для кинематографа все, что от меня зависело.
Это было время крупных режиссеров, значительных фильмов.
Вы, наверно, слышали о непростой судьбе картины Хуциева
«Застава Ильича»? На дачу к Хрущеву возил эту картину я и был единственным, кто выступил в ее защиту. Так шла моя жизнь.
Потом я понял, что нужно менять судьбу. Годы оттепели сменились заморозком, ‹…› административная карьера мне была глубоко противопоказана, и я пошел сдавать экзамены на Высшие Курсы Кинорежиссеров. ‹…› я сдал экзамены и стал слушателем.
Это был очень удачный курс — Панфилов, Агеев… И был снят
фильм «Комиссар». Но сначала я не собирался снимать эту картину. Я написал сценарий к фильму, в котором должны были играть Черкасов и Чирков. Это была история людей, которые ехали с Дальнего Востока в Москву, история о крахе иллюзий людей
1930-х годов. Но так получилось, что я вспомнил рассказ Гроссмана и мгновенно представил себе будущую картину, — может, это миф или аберрация памяти, но сейчас мне это именно так представляется. ‹…›

Я позвонил Сергею Герасимову, с ним у меня были очень добрые отношения: на его студии я хотел снимать картину. В это время он на Урале, в Миассе, работал над очередной картиной. ‹…› Позвонив, я спросил у него: «Могу я к вам приехать? — А что случилось? — спросил он. — Я хочу вам показать сценарий, который не могу до этого показать никому другому». И я вылетел в Миасс. ‹…›

Герасимов сказал: «Поезжайте, начинайте работать, но только молчите, кто бы что ни говорил». Молчать я не умею и должен с полной уверенностью сказать, что, если бы не помощь Сергея Афанасьевича, не его авторитет, эту картину никто бы никогда не запустил. А так ее запустили с тем, чтоб при первой возможности сбросить под откос. ‹…›

Мне было ясно, что Мордюкова рождена на эту роль, — других актрис, кроме нее, я не видел. ‹…› Правда, она невероятно трудна в работе, при очевидной легкости и естественности на экране.

Если Мордюкова была изначально найдена, то с Магазаником было сложнее. ‹…› Некоторые очень талантливые актеры отказались сниматься в картине. Я, конечно, видел на эту роль Быкова, он знал, что я его вижу — у нас шла своеобразная игра-кокетство — мы присматривались друг к другу. И, наконец, был найден Быков. ‹…› Для моего поколения Соломон Михоэлс, этот еврейский гений, был мифом, легендой. ‹…› Ростислав Плятт, его коллега, как-то мне шепнул после просмотра «Комиссара»: «А Быков-то у вас выше Михоэлса, выше». И, вы знаете, я ему поверил.

Я очень благодарен Шукшину, что он согласился сниматься в картине, несмотря на небольшую роль, не просто сниматься, он был среди немногих, кто выступил в защиту картины, когда ее избивали. Не была найдена только Мария, жена Магазаника, я никак не мог найти женщину, которая мне являлась во сне. И мы поехали на Украину снимать без Марии.

Почти каждую неделю приходили телеграммы о закрытии картины. ‹…› Несмотря на неутвержденную роль, начинаю снимать Раису Недашковскую. ‹…› Но тогда она была очень неопытной актрисой и абсолютно не умела говорить. На меня сразу набросилась труппа. Мордюкова с Быковым задавили ее своим авторитетом. После первого съемочного дня ночью ко мне в номер пришел Быков: «Так, говорить она не умеет, выход один — все ее реплики ты передаешь мне. — Что же будет делать она? — недоумеваю я. — Она будет глухонемой. Ты не понимаешь, это метафора — это немота всего еврейского народа?!» И тем не менее Раиса у нас заговорила. ‹…›

Но я не ставил перед собой цель сделать антивоенный фильм, так же как и не делал фильм антисоветский. ‹…› Это фильм о России, не о евреях — евреи только строительный материал картины, — о трагической и светлой судьбе России. ‹…›

И тем не менее был суд, мне предъявили обвинение в растрате государственных средств в особо крупных размерах, — фильм-то стоил немалые деньги. К великому сожалению, потом долгие годы мне не пришлось заниматься кинематографом. ‹…›

Картину резали, жгли. Вышел соответствующий приказ об уничтожении картины «Комиссар». Мне позвонили и сказали, что во дворе киностудии им. Горького жгут мою картину. Все происходило за закрытыми дверями, меня никто не хотел принимать. Я решил обратиться в родной ЦК партии, посчитал, уж если обращаться, то к самому Суслову. ‹…› У меня установились доверительные отношения с его помощниками. ‹…› Мне повезло, в моей жизни было много порядочных людей: один из них — это помощник Суслова С. П. Гаврилов. Когда начали жечь картину, я ему позвонил, был уже поздний вечер, он оказался в кабинете. Говорю: «Жгут картину!» — Он: «Не может быть! Пишите Михаилу Андреевичу и звоните завтра утром». Я звоню, он мне говорит: «Приходите через час». Я пришел, он выносит мне резолюцию Суслова: «Товарищу Романову прекратить безобразие». Так резолюция серого кардинала остановила уничтожение картины, и она на долгие годы была отправлена под арест. ‹…›

Как ни удивительно, самые грустные дни, которые я пережил, — это дни взлета демократии в нашем демократическом сообществе: ликования, V-й съезд кинематографистов, свобода, гласность, освобождение полочных картин — и они, действительно, соскакивали с «полки» одна за другой, правда, потом куда-то фактически все исчезли, кроме двух-трех. Но у меня была ситуация абсолютно безвыходная: в ноябре 86 года меня вторично исключили из партии, и исключил меня не кто иной, а Борис Николаевич Ельцин. Я достаточно критически относился к тому, что происходило тогда, и написал ему письмо, где на 80-ти страницах дал анализ ситуации в российском кинематографе, — это были мои предложения, что сделать, чтобы наше искусство не замерло во времени. В ответ последовали репрессии: меня заочно исключили из партии, открыли очередное уголовное дело. ‹…›

Но наступил знаменитый Московский кинофестиваль 87 года. ‹…› Состоялась пресс-конференция, я тоже попал на нее, — меня почему-то пропустили. ‹…› Один колумбийский критик спросил: Господин Климов, а что, уже все полочные картины освобождены? Его сразу заверили, что все. И тут нечто иррациональное меня подняло, и я прошел через весь этот переполненный зал, наступая на чьи-то ноги, ничего не видя перед собой, только побелевшие физиономии своих коллег, и сказал: 20 лет я молчал, теперь дайте мне сказать. ‹…› Пресс-конференция после этого почему-то сникла, на меня двинулась армада телевизионщиков, фотокорреспондентов, — я никогда ранее с этим не сталкивался. Когда я вырвался из их объятий, в коридоре меня ждал весь белый Э. Климов, председатель пресс-конференции, он прошептал: «Вы знаете, что ваша картина не нравится Горбачеву?» ‹…› На следующий день Горбачев принимал Маркеса, и тот рассказал ему о моем демарше. Дана была команда сверху. Через день мне позвонил замминистра нашего кино и спросил: «Вы все еще настаиваете, чтоб „Комиссара“ показали?» ‹…›

Был назначен просмотр в Белом зале Дома кино, в том самом зале, где в 67 году меня исключили из партии за того же «Комиссара». ‹…›…уже во время последовавшей за просмотром пресс-конференции пришла телефонограмма: «Есть разрешение, картина „Комиссар“ выйдет в прокат».

Вскоре картина была показана на Берлинском кинофестивале.
Так из «черной» дыры мы вырвались на Запад. ‹…› На Западе у «Комиссара» невероятно успешная судьба, у него очень много крупных международных призов, в том числе очень важные для меня церковные призы. ‹…›

У картины за рубежом очень много призов. ‹…› В Германии картина «Комиссар» была признана самой успешной русской картиной в послевоенной Германии, ее там и сейчас показывают 5–6 раз в год. На Западе, в отличие от России — это только для информации, это не вызывает у меня восторга — у «Комиссара» огромная пресса, о нем написаны сотни статей, о нем снято несколько фильмов.
Все это, конечно, меня радует, но, повторяю, я-то снимал фильм для России, для своего народа. ‹…›

Не хотелось, чтоб все было в прошлом. ‹…› Пока суд да дело, я написал… нечто — не хочется говорить, сценарий, сейчас все стали писать сценарии, и они воспринимаются как подделка, — я иначе отношусь к этого рода литературе. Это одновременно еще и роман. Он вышел в Германии, переводится на другие европейские языки. Называется «Возвращение в Иерусалим: история для кино, длиною в 20 лет», к сожалению, его сюжет уже растаскивают другие режиссеры.

Последние годы я живу в Германии. ‹…› Я пишу, читаю лекции в академии кино Германии и Швеции — за этим не стоит больших денег. Все еще мечтаю снять фильм о России.

 

Аскольдов А. «И тут я первый раз завязал шнурки…» [Записал
А. Сотников] // Новый берег. 2004. № 4.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera