Сергей Мартинсон родился 25 января (6 февраля) 1899 г. в Петербурге. Отец, Александр Александрович Мартинсон, выходец из Швеции, по образованию инженер-строитель, занимался торговлей недвижимостью. В доме Мартинсонов часто и подолгу гостили известные деятели культуры, в частности, композитор и пианист А. Скрябин. Увлеченные театром, родители мальчика устраивали летний театр на даче и позволяли сыну бывать за кулисами и присутствовать на репетициях. С этих пор Сергей «заболел» театром. Его увлекала возможность изображать разных людей, и особенно — их необычные или смешные черты. Взрослых удивляла способность мальчика к перевоплощению: в пятилетнем возрасте он блестяще сыграл... Снегурочку на рождественской елке. 
Будучи учеником пятого класса, Сергей начал заниматься в школьном драмкружке. Первой его ролью был главный герой в популярной гимназической оперетте «Иванов Павел», посвященной злоключениям лентяя. А через год Сергей организовал уже собственную театральную студию, где с успехом исполнял роль Петра Ивановича Добчинского в «Ревизоре».

После школы, однако, родители настояли, чтобы сын продолжил семейную традицию и поступил в Технологический институт. Мартинсон исполнил их желание, но через год был призван в Красную армию. Назначенный инструктором политотдела, в 1920 г. он принял участие в массовом театрализованном действе, изображающем штурм Зимнего дворца. Ему досталась крохотная роль красногвардейца, одного из участников штурма, но само грандиозное зрелище, которое он наблюдал «изнутри», запомнилось надолго.

В Технологический институт Мартинсон не вернулся, окончательно поняв, что хочет быть только актером. В петроградский Институт сценических искусств он был принят с оговоркой: «Запомните: трагические роли не для вас. Вы рождены для комедии, для эксцентриады!»^[1]. Его преподавателями были признанные мастера русского классического театра: Л. Вивьен, К. Хохлов, А. Морозов, Н. Петров.

В 1923 г. Мартинсон окончил Институт сценических искусств и начал работать в эстрадных театрах «Вольная комедия» и «Свободный театр». Молодому артисту сопутствовал шумный успех, хотя роли его отличались не столько глубиной, сколько темпераментом, характерностью и виртуозной техникой движения. Тем не менее, внимательному наблюдателю уже тогда были заметны возможности начинающего актера. «Точно рассчитываю: через полгода застать — общее внимание на Мартинсона»^[2], — писал Л. Трауберг в 1923 г. в журнале «Театр».

Внимание на Мартинсона обратили уже в 1924 г., когда он сыграл первую свою роль в драматическом театре. В московском Театре Революции, где он служил с 1921 по 1941 г., Мартинсон сыграл Плюхова в комедии Б. Ромашова «Воздушный пирог». «Мелкий служащий, секретарь директора банка Плюхов помогал шайке дельцов-нэпманов вершить свои темные махинации. Актер очень точно почувствовал социальную опасность этого типа, и дал в своем исполнении едкую сатиру на бюрократа новой формации ‹…›. Уже в Плюхове четко обозначились черты исполнительского стиля Мартинсона — умение в остром внешнем рисунке, в точно подмеченных подробностях облика и поведения выразить самую суть характера»^[3]. Роль была замечена московскими театралами и критикой, а позднее В. Мейерхольд пригласил артиста на роль Хлестакова в «Ревизоре». В театре Мейерхольда Мартинсон проработал до 1938 г., играя одновременно в Театре Революции и на сцене московского Мюзик-холла. В тринадцати спектаклях Мейерхольда он сыграл четырнадцать ролей.

С 1924 г. Мартинсон начал сниматься в кино. Первые его роли были сыграны в киномастерской ФЭКС («Фабрика эксцентрического актера»), организованной в Петрограде Г. Козинцевым и Л. Траубергом. «„Фэксы“ утверждали стиль эксцентрической игры, которая должна строиться на широком использовании ритмов, музыки, головокружительных трюков, выполняемых физически ловким, механизированным актером. ‹…› Мартинсон был замечен „фэксами“ вскоре после его появления на театральном небосклоне. В нем они увидели идеал эксцентрического киноактера»^[4].

Свой кинодебют — роль Кулиджа Керзоновича Пуанкаре — Мартинсон сыграл в короткометражной комедии Г. Козинцева и Л. Трауберга «Похождения Октябрины» (1924). Полуфантастический капиталист, выпрыгнувший в буквальном смысле, как черт, из пивной бутылки, Пуанкаре Мартинсона действовал на экране с чаплинской стремительностью. И если фильм, как и сама роль, внешней эксцентрикой затмевал заложенные в нем идеи, то существование в кадре Мартинсона поражало виртуозностью и именно этим запоминалось. «„Бровистый“ человек остро запомнился, но почему-то совершенно отдельно, не сливаясь с остальными персонажами и развитием картины»^[5], — вспоминала актриса В. Юренева. 

После роли Пуанкаре актеру стали все чаще предлагать острохарактерные, сатирические, «отрицательные» роли. Еще в одном фильме Козинцева и Трауберга, «Чертово колесо» (1926), по повести В. Каверина «Конец хазы», Мартинсон сыграл скрипача и дирижера воровского салона, скрытого под невинной вывеской «Студия пластического искусства». Его персонаж, впрочем, абсолютно оправдывал название салона, так как отлично владел искусством пластики. «В этой роли Мартинсон проявил исключительную изобретательность. Образ дирижера был словно склеен из множества экспрессивных движений, изломанных изощренных жестов, в которых угадывались гиперболически преувеличенные профессиональные манеры провинциальных музыкантов. И весь он был типичным представителем „общества“, посещавшего этот салон»^[4].

20 апреля 1925 г. на сцене Театра Мейерхольда прошла премьера спектакля «Мандат» по пьесе Н. Эрдмана. Мартинсон выступил в роли Валериана Сметанича, сыграв ее почти целиком спиной к публике. Такой необычный прием только добавил выразительности роли. Валериан, «это золотоволосое ничтожество, эта человеческая торичеллиева пустота с похабным шиком манер, визитки и кашнэ»^[6], запоминался зрителям как яркий беспощадный шарж. Стиль актерской игры Мартинсона, соединяющий в себе идеальное владение телом, гротеск и психологическую глубину, окончательно сложился во многом благодаря влиянию Мейерхольда.

С 1929 г. Мартинсон стал играть Хлестакова в мейерхольдовском «Ревизоре» в очередь с Э. Гариным, игравшим в спектакле уже три года. «Хлестакова-Гарина называли загадочным, фантасмагорическим; своего Хлестакова новый исполнитель видел „пустейшим“, „без царя в голове“. Разумеется, Мартинсон решал задачу в духе присущей ему эксцентрики. Хлестаков настолько ничтожен и пуст, что свое существование едва ощущает как физическую реальность. ‹…› Мартинсон играл человека ничтожнейшего, пустышку невесомую — он умел, как никто, делать своих персонажей как бы парящими над сценой»^[7]. В 1930 г., во время гастролей театра во Франции, Мартинсоном-Хлестаковым восхищались парижские театралы.

Роль парикмахера Соль в фильме-памфлете Я. Протазанова «Марионетки» (1934) стала первым по-настоящему большим успехом Мартинсона в кино. Ничтожного парикмахера, случайно занявшего место диктатора, и, в отличие от чаплинского героя, ставшего злобной марионеткой в руках закулисных воротил, актер сыграл «ярко, щедро, осмеяв его до мельчайшей черточки. Это была жестокая пародия на тупого выскочку, злобного, ограниченного хама, волей случая получившего власть»^[3]. 

Мартинсона порой упрекали за то, что играет он, прежде всего, «ногами», что виртуозные движения затмевают смысл роли. В 1936 г. вышла статья критика Б. Алперса, где автор утверждал, что от подобного «мертвого безразличного искусства» веет «пустотой и холодом»^[8]. Наряду с Мартинсоном он упомянул еще несколько известных актеров. Понимая, что подобные утверждения в прессе могли обернуться трагедией для всех, о ком говорилось в статье, коллеги активно поддержали их. «Актерам посыпались предложения встретиться со студентами, выступить на творческих вечерах, встречах и т. д. На спектаклях раздавались демонстративные овации»^[9].

Внешняя эксцентричность образов, воплощаемых Мартинсоном, была именно внешней. На самом деле, он «создал неповторимый тип простофили — вздорного, несносного, невыносимого, во все лезущего и всюду вносящего бестолковщину; раздражающего, режущего слух и зрение. А за этой оболочкой крылся талантливый человек, богато одаренный своеобразием и об этом даже не знающий»^[10]. Сам же артист еще в 1928 г. замечал, что драматурги нередко «дают схемы вместо ролей», отчего актеру «приходится создавать и то, что должен был бы сделать автор»^[11].

В 1936 г. актер впервые попробовал себя в жанре киносказки, сыграв Человека Рассеянного в короткометражном фильме К. Исаева «Приключения Петрушки» по пьесам и стихам С. Маршака. А в 1939 г. снялся в одной из самых знаменитых своих сказочных ролей — Дуремара в «Золотом ключике» А. Птушко по сказке А. Толстого. 

Роль бывшего офицера, авантюриста Левицкого в спектакле Театра Революции «Павел Греков» (1939) театральная критика признавала «первым успешным шагом Мартинсона к истинному сценическому реализму»^[12]. Но настоящим открытием для критики и зрителей стал Карандышев в спектакле «Бесприданница» по пьесе А. Островского (1940). Карандышев, по мысли Мартинсона, действительно любит Ларису. «На полях тетрадки с ролью артист записал: „Любовь к Ларисе может заставить меня почувствовать себя настоящим человеком. Я должен очень сильно верить в свое чувство. Ни Кнуров, ни Паратов, ни Огудалова... не могут поверить в истинность любви моего Карандышева. Им это не знакомо. А он ее любит, любит“»^[3]. Некоторые рецензенты не соглашались с этой трактовкой, но все отмечали правдивость образа, обусловленную соединением виртуозной актерской техники с искренностью чувства.

После роли композитора Керосинова в музыкальной комедии А. Ивановского «Антон Иванович сердится» (1941), сочинившего «Физиологическую симфонию в четырех пароксизмах», слава Мартинсона стала даже несколько обременительной: его узнавали на каждом шагу, припоминая реплики героя и сцены из фильма. Премьера картины состоялась уже после начала войны, 29 августа 1941 г.

В 1941 г. Мартинсон снялся в роли Гитлера в «Боевом киносборнике № 7», а в 1943 г. сыграл ту же роль в фильме С. Юткевича «Новые похождения Швейка». «Стиль солдатского анекдота, фронтовой сказки позволил Мартинсону приемом гротеска, но в полном соответствии с жизненной правдой, передать смешные и зловещие черты в отталкивающем рыле кровожадного фашистского фюрера»^[13], — писал вскоре после премьеры Л. Кассиль. Позднее, уже в 1948 г., Мартинсон снова предстает в образе Гитлера в документально-постановочной киноэпопее режиссера И. Савченко «Третий удар», посвященной освобождению Крыма. 

В экранизации чеховского рассказа «Свадьба» (1944), поставленной И. Анненским, Мартинсон исполнил одну из лучших своих киноролей — телеграфиста Ятя. Гротескный, уморительно смешной Ять, сыгранный в характерной для Мартинсона манере преувеличенного изображения нелепых черт героя, вызывал не только смех, но и сочувствие. Актер словно щадил этого нелепого и не очень умного «маленького человека», деликатно внося в игру мягкую, негромкую, лиричную ноту. 

Вилли Поммер в знаменитом «Подвиге разведчика» Б. Барнета (1947) стал в восприятии зрителей одной из самых «звездных» ролей Мартинсона. «У нас, мальчишек сороковых годов, наверное, самым любимым фильмом был „Подвиг разведчика“. ‹…› Не менее популярным, чем победительный герой-разведчик в исполнении Павла Кадочникова, был глупый и наглый фашистский адъютант Вилли, которого блистательно играл Сергей Мартинсон»^[14], — признавался народный артист РСФСР В. Ливанов.

С 1945 г. Мартинсон вошел в труппу Театра-студии киноактера. Одной из заметных ролей на этой сцене стал Живновский в спектакле «Смерть Пазухина» (1954). 

В пятидесятые актер снимался у М. Чиаурели («Незабываемый 1919 год», 1951), М. Ромма («Корабли штурмуют бастионы», 1953), А. Птушко («Садко», 1952, «Илья Муромец», 1956), И. Пырьева «Идиот» (1958) и других режиссеров. Лебедев в «Идиоте», словно сошедший со страниц романа Достоевского — «дурно одетый господин, нечто в роде закорузлого в подьячестве чиновника, лет сорока, сильного сложения, с красным носом и угреватым лицом»^[15], был сыгран с присущей актеру яркостью и точностью. 

В шестидесятых среди ролей актера — добрый угольщик Филипп в «Алых парусах» (режиссер А. Птушко, 1961), вертлявый Дьяк в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» (А. Роу, 1961), злой волшебник Порфирий Прокофьевич в «Сказке о потерянном времени» (А. Птушко, 1964), опекун Салтана в «Сказке о царе Салтане» (А. Птушко, 1966), князь К. в «Дядюшкином сне» (К. Воинов, 1966). О роли князя К. Мартинсон мечтал давно, и приступил к работе с воодушевлением. К сожалению, картина не произвела на зрителей и критику ожидаемого впечатления. «Во времена „оттепели“ Князь К. вполне мог прозвучать как персонаж трагифарса, ведущий мелодию пронзительную, щемящую. Мог прозвучать, но не прозвучал. Мартинсон сыграл смешного маразматика, смутно различающего, где сон, а где явь; но и только! Его герой-рамоли не потрясал даже своей внезапной и горькой смертью в финале. Может быть, и здесь сказалась идеология? — симпатии авторов фильма были отданы несчастной Зиночке»^[16].

Яркий характерный талант Мартинсона проявился в работе над озвучиванием мультипликационных фильмов. Детям нескольких поколений запомнились его аристократичный Ворон в «Снежной королеве» (1957), напыщенный Петух в «Кошкином доме» (1958), шакал-лизоблюд Табаки в «Маугли» (1967 — 1971) и другие персонажи. 

В семидесятые Мартинсон сыграл благородного Короля в советско-болгарском фильме «Любовь к трем апельсинам» (Любовтакъм трите портокала, 1970), хитрого иноземного посла в «Руслане и Людмиле» (А. Птушко, 1971-1972), вкрадчивого епископа Роже в «Ярославне, королеве Франции» (И. Масленников, 1978) и другие небольшие, но запоминающиеся роли. Отдельно стоит упомянуть один из первых телевизионных музыкальных «Бенефисов» Е. Гинзбурга — «Бенефис Сергея Мартинсона». 

Две последние роли Мартинсона, сыгранные им в восьмидесятые, при всей обычной эксцентричности, отличались пронзительной глубиной чувства. Сострадание вызывали и оскорбленный старик-отец Фрэнкленд в «Собаке Баскервилей» И. Масленникова (1981), и, прежде всего, бесконечно трогательный интеллигент «из бывших» Егошкин в «И жизнь, и слезы, и любовь» Н. Губенко (1984). 

Работая с многими выдающимися режиссерами, Мартинсон никогда не был лишь «воском» в их руках. «Я всегда был человеком легкомысленным и никогда не делал того, чего мне делать не хотелось!»^[16], — утверждал он полушутливо. Выдающийся мастер комедии, буффонады, эксцентрики, сам актер комиком себя не считал. «Должен заметить, что комик — это не только тот, кто умеет смешить, вообще смешить, но тот, кто способен с другими посмеяться над душевным уродством»^[17], — говорил Мартинсон. Он играл «маленьких людей», недотеп, интеллигентов, проходимцев, волшебников. Он отдал дань сатире, комедии, сказке и драме. Уже немолодым он радостно удивлял зрителей в крохотной роли — по сути, в одном куплетно-танцевальном номере — в мюзикле «Целуй меня, Кэт!» на сцене Театра-студии киноактера. «Он был народен — стоило послушать его совсем необычайную пародийную манеру, в которой он пел французские шансоны! Он всегда был любим за одновременно живущие в его искусстве резкость и изящество рисунка. В нём было нечто и от Домье и от Калло. В нём шло к пределу осмеяния всё — голос, взгляд, жест, движение, ракурс; его „тон“ был резок. Это был подлинный бурлеск, только ничуть не вульгарность! Мартинсон — образец актера гротеска, без всяких следов стилизации. Пародия на некую обобщенную фальшь и лицемерие чувствительного сентиментализма — вот что было его темой. ‹…› В серьезных же ролях ‹…› он был органически защищен гротеском от банальности, от бытовщины»^[10]. Он всегда делал то, что хотел.

Сергей Александрович Мартинсон умер 2 сентября 1984 г. в Москве.

Анна Смертина