Сергей Юрьевич Юрский родился в 1935 году, в Ленинграде в семье Евгении Михайловны Юрской, музыкального педагога, и Юрия Сергеевича Юрского, чиновника в учреждениях культуры, имевшего высокий авторитет среди деятелей театра, цирков, эстрады. Близкими друзьями семьи Юрских были актеры, режиссеры, критики.
На рубеже 20-30- х годов, рассказывал младший Юрский, «отец занимался сценой — режиссировал и играл вместе с другими актерами, мама вела музыкальную часть…» Казалось бы, это предопределяло будущее Сергея Юрского. Но сначала он поступил в Ленинградский университет, на юридический факультет. Здесь он прошел школу университетского театра, известную выпускниками, профессионалами: отсюда на сцену поднялись Игорь Горбачев, Татьяна Щуко, Вера Карпова, Андрей Толубеев… И все же в 1955 году, не окончив университет, Юрский поступает на актерское отделение Ленинградского театрального института, в мастерскую Леонида Федоровича Макарьева. С третьего курса Юрский — актер Большого драматического театра. В БДТ он встречает, по его словам, «главного режиссера жизни». Это был Георгий Александрович Товстоногов. В БДТ Юрский остается двадцать лет, он сыграл здесь около сорока ролей. В ленинградский период, с 1957 по 1976 год, Сергей Юрский — не просто ведущий актер. У него, как у всех «первачей» БДТ, своя миссия. Он проводник нового мышления, нового духа, нового актерского стиля. Ярче всего это проявилось в Чацком (1962) — герое классического «Горе от ума», самом скандальном спектакле шестидесятых. Интеллектуал, студент, молодой специалист из НИИ, чужак в допотопной фамусовской Москве — таков прежний резонер. Режиссер и актер увидели нового Чацкого среди современников, поколения молодых и «рассерженных», среди лириков и физиков с их спорами о смысле жизни и свободе личности.
В БДТ Юрский играл Фердыщенко во второй редакции «Идиота» (1966), Эзопа — во второй редакции «Лисы и винограда» (1967), как будто ввод его в эти спектакли одновременно был существенными поправками нового стиля. В БДТ открылось и предельно раскрылось гротескное дарование Юрского — иногда в рамках чистого комизма, а иногда выходя далеко за его границы, к трагикомедии и драме. Он играл стариков — грузина Илико в комедии Н. Думбадзе «Я, бабушка, Илико и Илларион» (1964), английского короля Генриха 1У в хронике Шекспира и спектакле Товстоногова «Король Генрих 1У» (1969); наконец, в возрасте 35 лет — почти восьмидесятилетнего профессора Полежаева в спектакле «Беспокойная старость» по пьесе Л. Рахманова (1970). «Канва поведения», — писал А. Свободин, — «психологическая структура его были взяты артистом точно, с уверенным знанием, как само собой разумеющееся. Сделано это было мгновенно» (Премьеры Товстоногова. М., АРТ, 1994. С. 217). Не блестящие трансформации, в которых Юрских виртуозен, а овладение физическими и духовными ресурсами образа показывал в своих ролях актер. В 1965 году состоялся Тузенбах в «Трех сестрах» — в мрачном замысле Товстоногова он единственная жертва бесчувственного и бездеятельного мира.
«Главный режиссер» его жизни первым заметил режиссерские способности самого Юрского. На малой сцене БДТ Юрский поставил «Мольера» по М. Булгакову (1973) и «Фантазии Фарятьева» (1976), сыграв в обеих постановка заглавные роли. Тот же «главный режиссер» его жизни,
С 1976 года начинается московский период. Перед ним открываются двери Театра им. Моссовета, Школы современной пьесы и других театров в Москве и за ее пределами. Юрский — актер, режиссер, драматург — реализуется в спектаклях, концертах, ролях, книгах. Это и художественная проза, и размышления о театре («Кто держит паузу?», 1977; «Кого люблю, того здесь нет», 2008, и другие), в том числе воспоминания о БДТ и Товстоногове. Ему он посвящает очерк «Четырнадцать глав о короле».
В Москве, во время перестройки, Юрский берется за организацию антрепризы нового типа: качественная драматургия, первоклассные актеры… По его инициативе и в его режиссуре АРТель АРТистов в 1992 представляет
Телевидение и кино — для Юрского искусства, идущие вслед театру. Между Чудаком из комедии «Человек ниоткуда» Эльдара Рязанова (1961), Кюхельбекером в телеспектакле «Кюхля» по роману Ю. Тынянова (режиссер Александр Белинский, 1963), Александром Андреевичем Чацким, Адамом из «Божественной комедии» И. Штока (1962), фантазером Фарятьевым из пьесы Аллы Соколовой и даже бароном Тузенбахом в «Трех сестрах» (1965) явственна связь: они странники, изгои, пришельцы из неведомого прошлого, непонятного настоящего и немыслимого будущего. Они «другие». При всех оговорках критики понимали, что
Юрский переводит иностранные пьесы, чтобы дать им сценическую жизнь, пишет сценарий и снимает по нему фильм («Чернов», 1990), ищет новые формы и формирует семейный театральный коллектив (Наталья Тенякова, Дарья Юрская и глава семьи), в исполнении которого Петербург увидел и оценил «После репетиции» И. Бергмана. Телевидение и концертная эстрада знают его с начала шестидесятых как глубокого интерпретатора поэзии и прозы. В почти двух десятках чтецких программ есть все: от Пушкина до Шукшина, Жванецкого и Бродского. Словом, московская прописка благоприятствовала творчеству Юрского.
И все же — в Ленинграде (в Петербурге ему не пришлось пожить) имя Юрского звучало звонко, молодо — не только потому, что его студенты и старики были молоды душой и отважны духом. В Ленинграде у него был точный адрес — и БДТ, и одна шестая земного шара, как говорили тогда. «Я хочу еще и еще раз напомнить», — вспоминал режиссер Александр Белинский в книге «Старое танго» о работе над «Кюхлей», — «что спектакль этот игрался „вживую“, … что за полтора часа действия Сергей Юрский пять раз переодевался и три раза полностью перегримировывался, … но самое главное, что спектакль этот игрался на первую, тогда единственную телепрограмму страны, то есть имел стомиллионную аудиторию».
Елена Горфункель