«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Родился в 7 (19) марта 1878 года в селе Покровское Орловской губернии. Когда ему исполнилось восемь лет, родители переехали в Москву и поступили на работу в театр Михаила Лентовского. В детстве Егоров проводил много времени в театральных стенах.
В 1892 году он поступил в Императорское Строгановское центральное художественно-промышленное училище. Его наставниками стали выдающиеся архитекторы и художники Федор Шехтель, Константин Коровин, Сергей Иванов. Становление живописца приходятся на времена расцвета стиля модерн, что во многом определило эстетику его работ. Он рано проявил себя в учебе и был поощрен денежными премиями, что позволило молодому художнику дважды съездить в Париж на Всемирные выставки.
В 1901 году Шехтель доверяет Егорову расписывать русский павильон на Всемирной выставке в Глазго. После окончания учебы с отличием и золотой медали на выставке в Турине художник оставлен преподавать в Строгановском училище.
С 1905 года Егоров работал в Московском художественном театре. Незадолго до поступления во МХАТ он познакомился с Константином Станиславским в мастерской Валентина Серова. Станиславский вспоминал, что Егоров сыграл особую роль в новом направлении театра. Художник участвовал в постановках пьес Кнута Гамсуна, Генриха Ибсена. Быстро стало известно о его новаторских оформительских решениях. Вместе со Станиславским Егоров открыл возможности использования черного бархата в пространстве сцены — эффект, создающий оптическую иллюзию, впервые был использован в постановке «Жизни человека» Леонида Андреева: предметы, контуры и действующие лица на темном фоне появляются из ниоткуда и исчезают в никуда.
Особую известность Егорову принесло оформление постановки «Синей птицы» Мориса Метерлинка: декорации одобрил сам автор, а спектакль в сохраненном виде пережил художника и продержался на сцене МХАТ более ста лет.
В 1909 году театр отправил Егорова в Данию для подготовки эскизов к «Гамлету», но в итоге работу выполнил другой художник-оформитель. В результате размолвки со Станиславским Егоров уходит из Художественного театра, в перерыве между 1910 и 1915 годом работает над 25 спектаклями на разных сценах, в том числе в Малом театре и Оперном театре Сергея Зимина.
В 1915 году по приглашению фирмы «Тимман, Ренгардт, Осипов и К°» Егоров приходит в кино — оформителем фильма Всеволода Мейерхольда «Портрет Дориана Грея». Несохранившийся до наших дней фильм воспринимался современниками как одна из вершин дореволюционной русской кинематографии. Сразу же было отдано должное «руке чуткого художника», создававшей декорации, в прессе имя художника ставилось рядом с именем режиссера.
Егоров первым начал делать предварительные эскизы, причем создавал их в цвете, чтобы оператор мог оценить возможности работы со светом и полутонами. На протяжении жизни художник был уверен, что оператор должен иметь в виду замысел художника, и они должны взаимно корректировать свою работу.
С середины 1910-х годов началась многолетняя работа Егорова в кино. Сам он относился к новой профессии с энтузиазмом и писал, что «нашел дело или дело нашло его». Только до революции он создал декорации к 14 фильмам, среди которых «Царь Иван Васильевич» (1915) с Федором Шаляпиным в главной роли.
До 1917 года годов фабрика Тиммана продолжала выпускать фильмы «Русской золотой серии» — экранизации классических произведений, ряд картин был оформлен Егоровым. Большинство этих работ не сохранились. После революции Егоров вынужден оставить преподавание. Он приступил к работе над оформлением фильма Всеволода Пудовкина «Мать», экранизации романа Максима Горького, но, по собственным воспоминаниям, ушел со съемок картины, не договорившись с оператором. Егоров работал над двумя фильмами, где главную роль сыграл Владимир Маяковский: «Барышня и хулиган» и «Не для денег родившийся».
«Да разве можно рассказать о декорациях Егорова! Надо их видеть, надо удивляться изобретательности художника, рассматривая его эскизы. Для каждой новой постановки он представлял режиссеру десятки своих „соображений“», — пишет В.Р. Гардин, сотрудничавший с Егоровым с 1917 по 1939 год.
В 1920-е годы Егоров воспринимается едва ли не как мэтр кинематографа, дореволюционный профессионал, работавший с Александром Ханжонковым и Яковом Протазановым. Современники отмечали его сдержанный юмор, подчеркнутую элегантность — к костюму всегда прилагалась трость с костяным набалдашником — и готовность настоять на своем в решении той или иной сцены. Василий Комарденков вспоминал неразрешимые затруднения операторов на съемках фильма Михаила Вернера «Солистка его величества» (1927), они не могли определить, где в декорации Егорова необходимо поставить камеру. Противоречие мог разрешить только сам художник, явно представлявший и трехмерные декорации, и то, как они будут выглядеть в объективе.
Егоров особо настаивал, чтобы съемки в декорациях проходили с учетом выбранной им точки. Исходя из этого строилась его философия работы в кино, выстроенная на идее принципиального различия в работе над декорациями для фильма или спектакля.
«В кино надо учитывать короткое общение зрителя с общим планом. Надо находить более лаконичные способы декоративного выражения, две-три детали, простые, но характерные для данной эпохи или адресующие к месту действия», — цитирует Егорова Комарденков.
Егоров, по свидетельствам профессионалов, мог сделать правдоподобный интерьер парохода, трактира, собора всего из нескольких предметов в особом освещении. В то же время, как замечает Лев Кулешов, принципиальная невозможность снять сцену в оформлении Егорова иначе как с одного заранее утвержденного кадра со временем начала восприниматься как недостаток.
Помимо неутомимости Егорова в 1920-1930-е годы, отмечали и его жанровую всеядности. Он работал над знаковой комедией Протазанова «Закройщик из Торжка», первым детским звуковым фильмом «Рваные башмаки» Маргариты Барской, экранизациями классики («Иудушка Головлев», «Без вины виноватые»), сказочным фильмом («Василиса Прекрасная»), историческими эпопеями («Суворов», «Степан Разин»). Режиссер культового фильма о революции «Мы из Кронштадта» Ефим Дзиган вспоминал, как быстро художник мог овладеть темой: на экскурсию по Кронштадту у Егорова ушло три часа, причем за это время его как «подозрительного» успели задержать матросы на военном корабле, куда пригласили группу — Егоров зарисовывал приборы в машинном отделении. Спустя три дня после трехчасовой экскурсии были готовы эскизы, «поразившие» режиссера.
Виктор Воеводин отмечает, что со второй половины 1930-х годов при переносе на экран декорации Егорова теряют часть своей выразительности — чисто изобразительные решения ставятся в подчинение операторской работе и режиссерскому замыслу.
В 1940-е годы в стиль Егорова приходит помпезность, характерная для «сталинского ампира». Он продолжает работать все годы войны, в том числе над «Делом Артамоновых» Григория Рошаля, «Сильвой» Александра Ивановского, «Кутузовым» и «Юбилеем» Владимира Петрова. За декорации «Без вины виноватых» того же Петрова после войны Егоров получает Сталинскую премию второй степени.
В послевоенной фильмографии Егорова только четыре картины, наиболее значительные — «Адмирал Нахимов» Пудовкина и «Джамбул» Дзигана. Кроме того, Егоров делал эскизы к неснятому в итоге фильму Протазанова «Волки и овцы». С возрастом его здоровье пошатнулось, и художника практически перестали «тревожить работой». Он возвратился к преподаванию в возрожденном Строгановском училище — МЦХПУ, в 1952 году получил звание профессора.
«Человек мужественный и красивый, он пользовался огромной любовью своих учеников по Строгановскому училищу. Они прощали ему даже ироническое отношение к своим работам, потому что признавали его непререкаемый авторитет», — отмечал позднее режиссер Александр Разумный.
Художник тяжело переживал простой и посвящал свободное время созданию эскизов к будущим и несуществующим фильмам. «В квартире на Полянке он показывал мне десятки неосуществленных эскизов. Он говорил о большой кинематографии и о ее великом — увы, для него уже недоступном будущем. Он мечтал о кино многообразных форм, стереоскопической оптике, позволяющей достигать тончайшего смещения света, об условности и художественной обобщенности», — вспоминал Григорий Рошаль.
В 1957 году Егоров окончательно уходит на пенсию, оставив и преподавание, и работу в кино. 7 октября 1960 года художника не стало. Его эскизы к фильмам и театральным постановкам пополнили архивы театральных музеев и Музея кино, хотя сотни работ не сохранились.
Андрей Гореликов