Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Россия, которую мы придумали
Олег Ковалов о фильме «Про уродов и людей»

Что до музы — это даже не страдающая героиня, а своеобразный «кентавр», столь же нераздельное двуединство истязателя и жертвы, как и единая телесная оболочка сиамских близнецов. О сплетении Праведности и Порока нет и речи, нравственные категории здесь и не ночевали: нельзя же предпочесть садизм — мазохизму или наоборот…

К фильму можно предъявлять претензии, рассматривая его в координатах бытового реализма. Меж тем режиссер явно создавал модель страны, и здесь неважно, что под окнами квартиры инженера расположено паровозное депо, что выступлению сиамских близнецов приличествовал бы балаган, а не оперный зал с почтительно внимающими господами, что порнографические фильмы не показывались в кинематографах России, и непонятно, почему в Павловске Лиза порхает среди руин, в которые город превратился, как известно, только после нашествия гитлеровцев…

Фильм Балабанова собран из элементов погибшей культуры, но осмысленно и концептуально. Оттого «сборность» его — синтетическая, сливающая воедино не элементы кадров, а жанры и художественные направления: психологическую драму, эротический гротеск, стилизацию, пародию…

Привычны гротескные лики зла. Балабанов эпатирует гротескным изображением добра. В чинном петербургском семействе, где живет девушка Лиза, папочка-инженер витийствует за обеденным столом о чем-то туманно-возвышенном; длинноволосый, похожий на поэта жених Лизы собирается вдохновенно служить молодой музе кинематографа — апофеоз прогресса, либерализма и гуманизма! А уж благородный петербургский профессор, усыновивший сиамских близнецов, и его утонченная незрячая супруга, разучивающая с ними классические романсы — просто оргия добродетели! Но благородство семейств этих изображено с неожиданной саркастической желчью — как нечто показное, фальшивое, ненатуральное…

В интеллигентском раю завелся какой-то червячок. Все пропитано лицемерием: папочки скрывают от детей свои романы с горничными, жены холодны к мужьям, от былой любви не осталось ни следа, да и была ли она?.. Потому зло и входит сюда, как нож в масло; потому и защиты от него нет, что сами жертвы тайно предрасположены к пороку.

 

Мир заряжен тревогой и неблагополучием, в нем зреют темные инстинкты, и достаточно малейшего толчка, чтобы они вырвались наружу и разбушевались. С черного хода просачиваются сюда скабрезные открыточки, и вот грохнувшегося о паркет папу провожают в последний путь, обнаженная Лиза дергается под розгами, прямо в гостиной снимаясь для порнографического фильма, причем ручку киноаппарата крутит ее романтический вздыхатель, а про снег, серебрящийся в лунном сиянии, китайчата поют уже на подмостках, куда пристроены как диковинка.

Балабанов не только запечатлевает хрупкий интеллигентский мирок накануне его гибели — но и рисует страну, готовую к пришествию новых варваров, страну, от былого величия которой остались пустые фетиши. Знаменательно, что порнографический фильм, который сварганили его герои, называется «Наказание за преступление»… Вот — закономерный эпилог интеллигентской культуры, разъеденной изнутри безволием и бессилием, давно пустопорожней и по привычке кичащейся лишь своей оболочкой.

Герои фильма — лики России. Один из китайчат стал алкоголиком, и вот на Востоке, куда в конце концов отъезжают близнецы, Россия благополучно спивается, а на Западе, куда, окрыленная новыми надеждами, едет Лиза — предается мазохизму. Нет в нашем кино бесстрашнее сатиры на российскую ментальность, чем кадры высветляющегося лица Лизы, когда по ее обнаженным ягодицам мерно хлещет плеть брутального наемного садиста…

Этот фильм — скорбная песнь о Родине: в нем — сухая желчь и тайная слеза. Очень по-российски Балабанов оплевывает то, чему поклоняется, и скорбит над тем, что предъявляет как бы с циничной усмешкой.

Можно вычитать из «Уродов…» и такой сюжет: именно немец Иоган злонамеренно занес в Петербург заразу, растлившую благородные семейства… Но художник и здесь одолевает записного патриота: Иоган с глазками-бусинками, похожий на заводную игрушку, на изумление бездействен — знай хрупает, как зайчик, любимую свою сырую морковку со сметаной… Не потому ли, что уверен — жертвы и так двинутся по греховной тропе?

К катастрофичному финалу он странным образом очеловечивается, а после кончины своей старой нянюшки просто бьется в падучей. Его неизбывное горе, в отличие от фальшивой благопристойности атмосферы благородных семейств, по крайней мере, искренно. В кинематограф он таскается не только как преступник — на место злодейства, а чтобы запечатлеть в душе отблеск успевшей сняться в кино старушки, пусть и с розгами в руке, гуляющими по дамским ягодицам. Щеки его матово-бледны, глаза светятся мягкой любовной грустью, а после одного из сеансов под протяжную песню китайчат он уплывает в никуда, ступив на невскую льдину…

Ковалов О. Россия, которую мы придумали // Сеанс. 1999. № 17–18.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera