‹…› После неудачи картины «Простые люди», которую Козинцев делал вместе с Траубергом, это долгое и плодотворное содружество распадается. Г. Козинцев приступает к работе над фильмом «Пирогов» по сценарию Юрия Германа. В съемочную группу вошли постоянные сотрудники — композитор Дмитрий Шостакович, оператор Андрей Москвин, художник Евгений Еней. ...По разбитой дороге прыгала потрепанная бричка. Устало клевал носом пассажир. Ворчал что-то кучер насчет «лессоры», которая никуда не годится. И вдруг среди пустынных осенних русских равнин на грязной дороге возникало странное зрелище: обезьянка, прикованная цепью к трупу шарманщика плясала с протянутой лапкой, прося медяки.
Так входил в фильм образ беды, воплощавшийся затем в дымном чаде факелов, укрепленных на столбах, в звоне колоколов, в бараках холерных больных и в суровом сосредоточенном лице главного героя — хирурга Пирогова. Его роль играл Константин Скоробогатов. Скоробогатов — Пирогов, пожалуй, главная удача этого фильма. Он начисто лишен какой бы то ни было репрезентативности, парадности. Он не произносил речей, не становился в позу. Это был действительно человек дела и человек долга.
Скоробогатов не играл гениального ученого. Он показывал человека, у которого чувство сострадания развито предельно. И из этого сострадания, из ощущения своей необходимости и вырастал большой человек и большой врач. Живое, человеческое, искреннее торжествовало в этом фильме и достигало своего апогея в одной из последних сцен — в разговоре между больным Пироговым и пришедшим его навестить адмиралом Нахимовым в дни Севастопольской обороны. Дуэт двух больших актеров — Скоробогатова и Дикого. Их разговор — разговор людей умных, тонких, мягких, понимающих всю безнадежность своей борьбы против тупости, бюрократизма, наглого казнокрадства. Как непередаваемо беспомощно поднимает плечи Нахимов — Дикий в ответ на просьбу Пирогова — Скоробогатова, что хорошо бы унять интенданта. «Не могу, у него там рука», — произносит Нахимов. В сущности, он и Пирогов не многое могут. Но то, что они могут, они делают.
Короткая сцена, но в ней такая подлинность, такая удивительная чистота актерского рисунка, достоверность интонации, что эпизод этот по праву мог бы стать образцом для многих историко-биографических фильмов. Картина эта отнюдь не была безупречной.
Уже в образе придворного лейб-медика шарлатана Мандта проступала вульгарно трактовавшаяся тема борьбы с иностранщиной, которая станет очень важной в биографических фильмах более позднего времени. Были в фильме и условно экспансивные студенты, бежавшие за Пироговым с криком «учитель!» и игравшие его величие. Но сам Пирогов был совершенно вне схемы великого человека. Ум, доброта, демократичность — эти черты были определяющими в характере, созданном Скоробогатовым. ‹…›
Ханютин Ю. Художественное кино в послевоенные годы // История советского кино. 1917—1967: В 4 т. Т. 3. 1941—1952. М.: Искусство, 1975.