Гагик Карапетян. Прежде чем задать первый вопрос, зачитаю письмо Генеральному прокурору Украинской Советской Социалистической Республики от подсудимого Параджанова:

Я привлечен к уголовной ответственности по статье 122/1 9 января 1974 года, в ночь, когда осмеливаюсь обратиться к вам, мне исполнится 50 лет. Союз кинематографистов, кинопресса готовились приветствовать меня с юбилеем. В 52-м году окончивший ВГИК в Москве у мастеров Довженко и Савченко я был направлен на Украину, где и создал свой лучший фильм «Тени», нашел украинских друзей, семью, сына и творческую славу. Однако после «Теней» — фильма, который принес славу украинской кинематографии, по ряду неизвестных причин не удалось создать следующий фильм, меня заглотнула клиническая безработица, пустота, безделье. Комитетами кинематографистов безосновательно были закрыты фильмы «Киевские фрески», «Интермеццо», «Земля, еще раз земля», «Икар». Именно в этот период от безработицы и пустоты мной был совершен ряд аморальных поступков, которые стали основанием для предъявления мне ст. УК 122/1 и ряд других подозрений, предъявленных мне следствием. Глубоко трагически осознавая своб вину в связи со статьей, беру всю вину на себя, осуждая себя, и хорошо представляю себе положение в советском обществе.

В связи со всемирным празднованием юбилея Ханса Кристиана Андерсена председатель Гостелерадио СССР Лапин возложил на меня ответсвенность за сохдание фильма по мотивам сказок Андерсена. Мной в сотрудничестве с академиком Шкловским написан сценарий «Чудо в Оденсе». Сценарий утвержден и запущен в производство 25.12.1973. Известные актеры советского киноэкрана Ю.Никулин, С.Бондарчук, Н.Бондарчук являются творцами фильма-сказки. Я официально командирован Студией имени Довженко с 25.12.73. на «Арменфильм». В связи с моим заключением работа над фильмом прервана.

Обращение ЦК КПСС к партии, советскому народу воспринято мною буквально. Смею обратить к Вам и в Вашем лице к советскому законодательству: прошу Вас приостановить меру пресечения, прекратить следствие в связи с моим полным признанием обвинения. В период с 17 декабря до сегодняшнего дня у меня нет претензий к следствию. А наоборот, есть благодарность за внимание и такт проявленные ко мне следствием и охраной. Я обязуюсь перед Вами и следователем Евгением Васильевичем Макашовым прекратить свое поведение, вернуться в искусство и создать выдающийся фильм «Чудо в Оденсе».

Главное — в течение указанного Вами лично срока покину Украину, великую мою вторую Родину, где я прожил 23 года. Как залог моей честности и благодарности Вам я называю имена моих друзей — Бажан, поэт; Ужвий, актриса, Роговцева, актриса; Грипаченко, художник; Загребельный, писатель; Мащенко, режиссер; Драч, поэт; Чухрай, режиссер; Бондарчук, режиссер; Гуляев, актер. Мирошниченко, актриса; Шевалев, профессор-окулист; Шкловский, писатель; Герасимов, режиссер.

Одновременно сообщаю Вам: наиболее ценные произведения искусства, которые принадлежали мне, мною давно добровольно и бесплатно переданы в фонды музея УССР.   

1974 г. Киев, 1-я тюрьма, камера 29

Согласитесь, письмо характеризует не только Сергея Параджанова как художественную личность, но и жуткую социально-психологическую ситуацию, в которой оказался режиссер. Ведь на самом деле его «покаяние» - результат лживой и циничной сделки, которую организовал Макашов, исполнитель «заказ» по нейтрализации Параджанова. Помните обстоятельства киевского периода жизни Сергея Иосифовича до ареста? Как вы отреагировали, когда узнали о случившемся?

Григорий Чухрай. Сильно удивился. Потому что те, кто дал санкцию на его задержание, почему-то были уверены: у Сережи есть бриллианты... Кто-то мне рассказал, что во время обыска сломали пол на его квартире, где искали драгоценности. Ничего не нашли. Да, Параджанов занимался куплей-продажей, но оставался бедным, как корабельная крыса. Как-то в годы его жизни и работы в Киеве он попросил меня. «Гришка, у тебя есть пятнадцать рублей?» — «Да, есть». — «Одолжи мне». «А зачем они тебе?» — «Понимаешь, прекрасную трубку увидел. Хочу подарить Барнету». Во время нашего разговора присутствовал Марк Семенович Донской, который сказал: «Подари эту трубку мне!» Сережа ответил в своем стиле: «Вы — маленький, в вас нет вальяжности, а Барнет, представляешь, возьмет трубку — и как она ему будет идти». Параджанов, действительно, подарил трубку Барнету, а Донскому вручил хорошую картину, по-моему, кисти Шенгелая. <…>

Илья Миньковецкий. Об аресте Параджанова я узнал от его оператора и друга Шахбазяна. Тот приехал из Киева в Москву после суда и, будучи в гостях у меня, все рассказал. Мы срочно собрали посылку для Сергея, которую отправили по казенному адресу, продиктованному Суреном. Он рассказал о поведении Параджанова на процессе, где он в очередной раз продемонстрировал свое бесстрашие. Тем не менее судебные заседания больше напоминали цирк. Параджанов использовал столь небезопасную арену на свой лад.

Знаете, в те далекие 60-е годы прошлого века, когда Параджанов вечерами после работы появлялся в общественном транспорте Киева, где ехали уставшие и угрюмые люди, спустя пять минут все в троллейбусе или автобусе хохотали. Ира может подтвердить: пойти с ним на рынок — все равно что посетить театр. Но на суде это ему не помогло. <…>

Г.Чухрай. У меня сложилось впечатление, что он жил, играясь, точнее, игрался в жизнь. В нем широко гуляла не присущая нам, мне, Ирине, Илюше внутренняя свобода. При этом подчеркну, что Параджанов заслуженно считался хорошим другом. Во всяком случае, мы это ощущали на себе вплоть до тех пор, пока его не посадили в Киеве. После ареста он изменил свое отношение чуть ли не ко всем. Он полагал, что очень многие коллеги его предали. Знаете, Сережа в определенной мере был прав.

Г.Карапетян. Ваша совесть чиста, вы имеете право об этом размышлять...

Г.Чухрай. Мы встретились с Сергеем Аполлинариевичем Герасимовым на очередном заседании худсовета «Мосфильма». Вдруг вспомнили о Сергее, о том, что он за тюремной решеткой. Тогда одна из рядом сидящих женщин сказала: «Вы так о нем хорошо говорите, лучше бы заступились!». Тогда мы решили, что должны пойти к председателю Совета министров СССР[1].        

Г.Карапетян. Какой оказалась реакция высокопоставленного собеседника?

Г.Чухрай. Мы с Герасимовым терпеливо объяснили, что Параджанов, очень талантливый кинорежиссер и человек, не заслужил наказания за то преступление, которое ему приписывают. Наконец мы попросили хозяина большущего кабинета сделать все, чтобы освободить нашего коллегу и товарища.

Глава правительства был довольно сильно выключен из окружающей действительности. И вообще не имел представления, кто такой Параджанов. Но собеседник слушал, судя по мимике лица, лениво, особенно не вдаваясь в тему разговора. Наконец он раскрыл рот: «Понимаете, речь идет об уголовном деле, а это компетенция соответствующих органов. В связи с чем не могу иметь какое-либо отношение к данной проблеме». Герасимов тут же выразил недоумение: «Вы ведь все-таки глава правительства?» - «Да. Именно поэтому ничем не смогу помочь».

Впоследствии произошли странные вещи. Когда Сергея Иосифовича досрочно освободили в 1978-м, я случайно встретил его на одной из московских улиц. Естественно, остановил его: «Сережа! Как ты? Чем занимаешься?». Он как-то равнодушно и вяло отвечал. Мне показалось, что хочет поскорее отвязаться. Тем не менее я очень обрадовался, наконец увидев его на свободе. Ведь и я, и Ирина Павловна[2] всегда с Параджановым дружили. И вдруг такое отношение. Особенно огорчилась моя Ирина, потому что Сережа, когда мы жили в Киеве, от нас не вылезал. Потом я неоднократно видел его в Москве (однажды даже по телевизору его показали), но к нам он с тех пор не звонил и не заходил.

Г.Карапетян. Вы оказались не единственными, с кем перестал общаться Параджанов в своей новой жизни после пятнадцати лет вынужденного молчания.

Г.Чухрай. Я не требовал благодарности. Просто по-человечески было обидно. И не только потому, что я с Герасимовым ходил к главе правительства. Мы и говорили, и писали, что Параджанова отправили в лагеря по явно сфабрикованному делу. В 60—70-е годы он жил на Украине, где сквозь «асфальт» прорывался на поверхность местный национализм. А Параджанов искренне любил эту страну. Недаром фильм, который прославил его на весь мир, он снял по мотивам новеллы украинского классика Михайло Коцюбинского. <...>

Г.Карапетян. «Тени» по праву называли (называют) своеобразным гимном украинскому самосознанию.

Г.Чухрай. Да, Сергей Параджанов на публичных мероприятиях в Киеве стал выражать солидарность с украинскими националистами. Он не кричал: «Хай живе Украина!», но явно подыгрывал им. Думаю, именно это — главная причина ареста Параджанова.

Г.Карапетян. Не считаете ли вы, что всесильная система внимательно присматривалась, прислушивалась к Сергею Иосифовичу, охотилась за ним? Может, его аресты в Киеве и Тбилиси — результат тщательно продуманной операции властных структур и спецслужб СССР - Украины — Грузии? Или Параджанов своим длинным языком, который ему сильно и много навредил, постоянно провоцировал «верха»?

Г.Чухрай. Думаю, последнее рассуждение ближе к реальной версии. Когда наступила долгожданная свобода, в советском кино появилось много плакальщиков, кричавших: «Меня «закрывали», не давали работать! А я ведь сочинил гениальный эпизод, кадр!» Простите, но все это брехня. Те, кто боялся тоталитарного режима, конечно, должны были, опасаясь за тяжелые последствия, как-то себя контролировать. Я про себя скажу: никого не боялся! После Великой Отечественной войны, которую довелось пережить, мне никто не был страшен.

Три пятилетки молчания Параджанова - это годы его молчания. Если бы я получил хоть одно лагерное письмо от него, наверное, защищал бы его более активно, переписывался с ним. Но никакое послание или сигнал за подписью «Сергей Параджанов» до меня не дошло. А в то время, говоря объективно, мои дела шли очень неплохо. Я стал довольно знаменитым — получи в Канне, на других зарубежных кинофестивалях премии... Может, это раздражало Параджанова? Потому что знаю, как люди, отсидевшие за решеткой, затем относились к тем, кто оставался на свободе. <…>

Г.Карапетян. Продолжив тему, процитирую эксперта: Параджанов наносил вред тоталитарной эстетике, ибо его коллажное зрение убивало Большой стиль. Его «Цвет граната» в большей степени манифест свободы, чем перестроечные фильмы. И это коллажное зрение вызывало у государства желание прикрыть рот Параджанову, убрать его из кино». Вы согласны с подобной оценкой?

Г.Чухрай. На мой взгляд, желание приписать Параджанову роль борца с тоталитарным режимом если не вранье, то сильно притянуто за уши.

Г. Карапетян. Тем не менее, многие мои собеседники по «параджаниаде» называли его «диссидентом», «жертвой системы»...

Г.Чухрай. Подобный статус хорошо оплачивался. Тем самым эти люди, кста-ти, губили Параджанова, а потом на нем цинично зарабатывали моральный капитал. Поэтому представлять его в качестве неистового борца против тоталитаризма смешно. Ведь он всегда оставался свободным человеком.

И.Миньковецкий. Абсолютно свободным, не связанным никакими обязательствами ни перед каким режимом. При любом режиме он считал себя свободным.

Г.Карапетян. До такой степени, что повсеместно становился, скажу так, оратором без тормозов?

Г.Чухрай. Ну и что? Это нормально. Данное качество полностью отражало его характер. На самом деле он был не очень угодным власть имущим, бюрократам от искусства. Они его считали штукарем, несерьезным человеком.

Ирина Чухрай. Нигде, ни в Киеве, ни в Тбилиси, ни в Ереване, не могли с ним справиться. Параджанов вел себя естественно, будучи не согласным с «мнением» верхов, которое в советском обществе никем не могло обсуждаться. Тем более, осуждаться.

Г.Чухрай. Тем не менее не помню ни одного публичного выступления Параджанова, где он бы сказал: «Я не согласен с нашим режимом». Он был уточняю, внутренне свободным человеком. Поэтому вел себя так, как ему хотелось.

Г.Карапетян. Значит его скандальные выкрики (в том числе в московском Доме кино) после освобождения из украинских лагерей и грузинской тюрьмы – нарочитый эпатаж?

Г.Чухрай. Именно так!

Г.Карапетян. Юрий Клименко, замечательный кинооператор и абсолютно не публичный человек, рассказал мне, что когда он с Параджановым работал в Тбилиси над фильмом «Легенда о Сурамской крепости», Сергей Иосифович чуть ли не каждое утро, просыпаясь, с балкона своего дома матом кричал: «Эх вы, чекисты, сотрудники ЦК!»

И.Чухрай. Настоящий кураж. И больше ничего.

Г.Чухрай. Он кричал, когда это можно было делать. Не совсем это одобрялось, но в стране уже проклюнулась свобода.

И.Чухрай. Тогда за это голову не отрывали.

Г.Чухрай. Дополню. Параджанов никогда — во всяком случае, в те годы, когда я с ним общался, — не вступал ни в какие политические разговоры

И.Чухрай. Тогда мало кто из деятелей культуры увлекался большой политикой.

Г.Карапетян. Но последний фильм Параджанова вышел на экраны с посвящением Ленинскому комсомолу...

И.Чухрай. Мне кажется, он и это сделал совершенно искренне.

Г.Чухрай. А я думаю, Сережа, как прежде, продолжал играть.

Г.Карапетян. Лагеря и тюрьмы сломили его?

Г. Чухрай. В те черные годы и после них у нас происходили мимолетные встречи. Кажется он не изменился с тех давних пор, как я его хорошо узнал в Киеве.

И Чухрай. У меня сложилось схожее впечатление в день московской премьеры «Легенды о Сурамской крепости». Я, войдя в фойе Дома кино и увидев, что творилось на парадной лестнице, сказала: «Каким был Сережа, таким и остался». Помните, расставил девочек вдоль перил, постелил ковер, всех угощал апельсинами, орешками, восточными сладостями... Нет, мне кажется, Параджанов не сломался. <…>

И.Митьковецкий. Действительно. Сергей не увлекался политикой. Его интересовала только красота. Он ее обожал, остро и горячо реагировал на нее. И очень любил сострить, развеселить. Когда его впервые хотели отправить за границу после триумфа «Теней», Яна, секретарша в приемной руководства Киностудии имени Довженко, занималась авиабилетами Сергея Иосифовича (я случайно стал свидетелем этой сцены), а Параджанов, войдя туда, громко заявил: «Мне заказывайте только в одну сторону». Или, помните, он своему соотечественнику и земляку, первому секретарю Союза кинематографистов СССР Льву Кулиджанову, отправил телеграмму после выхода на большой экран фильма «Преступление и наказание»: «Ваше преступление смотреть наказание».

Параджанов не умел приспосабливаться. Поэтому и испортил отношения с властью, позволяя себе такое. Вы говорили о его «длинном» языке. Я встретился с ним на «Мосфильме» в дни 50-летия Октябрьской революции. Он остроумно заметил поданному поводу: «Наступил климакс...» В Грузии в XIX — начале XX века был характерен особый тип людей — «кинто», — похожих на наших скоморохов. Пока Параджанову не предоставляли возможность снимать новую картину, он сам увлекался подобным творчеством. <...>

Г.Карапетян. Параджанов после освобождения говорил Тарковскому (и не только ему)- «Тебе нужно посидеть в тюрьме хотя бы год». Как вы считаете, что он имел в виду?

И. Чухрай. Сережа не бравировал. Потому что хорошо знал соотечественников. Если русский человек отсидел в тюрьме несправедливо или его насильственно выслали за границу как диссидента, то перед нами великомученик.

Г. Карапетян. Из лагерей Параджанов привез, рассказы, четыре сценария, которые намеревался сам поставить. К сожалению, ничего не получилось. Если не считать картину «Лебединое озеро. Зона», сюжет которой Параджанов продиктовал Ильенко. Чем объясните последующее после освобождения молчание Параджанова?

И.Миньковецкий. Красота - воздух, которым он дышал. А о жизни за решеткой надо было рассказывать другим языком.

Г.Чухрай. Изо всех сил старались те, кто топил Параджанова. Они потом говорили, что Сережа — борец за свободу. Ему это, повторяю, нравилось. Он стал изображать из себя «борца», но подшучивая, не всерьез. Может, я ошибаюсь. Потому что в правозащитном движении разбираюсь очень плохо.

И.Чухрай. Параджанов до мозга костей был настоящим художником, но киношники и иное его окружение не принимали всерьез Сергея Иосифовича.

Г.Чухрай. Особенно чиновники.

И.Чухрай. Параджанов, провоцируя их, вел себя снисходительно к бюрократам, отчетливо понимая, что дурачит их.

Из интервью Сергея Параджанова канадскому радио (февраль 1988 года)

Что революция? Сколько потеряла русская интеллигенция? Почему выпустили Рахманинова, Стравинского, Репина? Куда бежали танцоры наши? Что это такокое? Я считаю, что потери и сегодня происходят. Это, знаете, не надо украшать «ренессансом»... Уже было «теплое течение Гольфстрим»... Чухрай снимал звезду, освобожденную на руках у репрессированных... Все в той же удивительной степени продолжается и будет продолжаться, потому что в силе поколение пенсинеров, которые сегодня еще руководят...

Г.Карапетян. Какова ваша версия: сочинил ли кто-либо, допустим, в Кремлем
циничный сценарий, цель которою после освобождения Параджанова — выгнать его за границу?

И.Миньковецкий. Подобный вывод не имеет под собой никакого основания.

Г.Чухрай. Мура! Чиновники не любили его за острый язык. Но выставлять Сергея Параджанова теперь в качестве политического деятеля оскорбительно и унизительно для него самого. Потому что я к политикам отношусь с большим пренебрежением, мягко говоря. Параджанова это не интересовало. Абсолютно согласен с Илюшей — его волновала прежде всего красота. <…>

Карапетян Г. Защита Чухрая … // ИК. 2007. № 7.