<…> Военные фильмы, снятые на тему Второй мировой, с завидным постоянством обнаруживают в себе пресловутые религиозные мотивы. Это особенно отчетливо видно на таком принципиально атеистическом материале, как советское кино, где, скажем, Тарковский, не переводя дыхания, переходит от «Иванова детства» к «Андрею Рублеву» (и даже перетаскивает вслед за собой Колю Бурляева), а Элем Климов называет свой фильм цитатой из Апокалипсиса «Иди и смотри». Не говоря уже о главном официальном художнике советского экрана Сергее Федоровиче Бондарчуке, который истово демонстрирует свою приверженность социалистическим, то бишь атеистическим, идеалам с каждой трибуны — до той самой секунды, пока он с трибуны не сходит и не встает за камеру. Потому что когда звучит команда «Мотор!», его герой в «Судьбе человека» падает на землю, раскинув руки крестом, и камера над ним взмывает. А его же герой в «Они сражались за родину» из глубины окопов в разгар сражения следит за багряными сполохами в небесах и прозревает там едва ли не ангельские бои.
И, наконец, в самом великом фильме Бондарчука «Ватерлоо» камера, дождавшись момента, когда все-таки будет поставлен вопрос о цене происходящего на поле боя, — камера взлетает под самые небеса, показывая происходящее с божественной — нет, с Божьей точки зрения. Ибо это не эффектная съемка с вертолета, демонстрирующая точную реконструкцию тактических схем. До самых небес, где обитает взгляд камеры, доносится одинокий крик обезумевшего солдата: «Зачем мы убиваем? Мы же никогда не видели друг друга!» — оператор в вертолете этот крик физически не услышит; услышат — Небеса. Пока мы находимся на человеческой точки зрения, на высоте солдата, это страшно или героично, величественно или грязно, — но Бондарчук, только что снявший «Войну и мир», смотрит на поле Ватерлоо из заоблачной выси и предлагает здесь, говоря кинотерминами, «обратную точку» высокому небу Андрея Болконского. Со всеми религиозными коннотациями этого образа.
Ко всему этому нужно дать одно уточнение. При всем исключительном качестве упомянутых фильмов, военная тема интерпретирована в них одним-единственным религиозным мотивом: апокалиптическим. Строго говоря, простейшим из возможных. В огромном количестве военных фильмов использование этого мотива стало штампом, далеко не всегда помнящим о своем происхождении. И, например, такое ключевое слово, как «Армагеддон», употребляется к месту и не к месту при живописании любых масштабных военных стычек даже теми, кто никогда не слышал, что такое гора Мегиддо, что конкретно и почему там должно произойти… Хотелось бы поискать варианты более тонкие и менее риторические.
Есть вариант, который, пожалуй, лучше всего был сделан в «Тонкой красной линии» Терренса Малика: когда войне противопоставлена ослепительная красота Божьего мира, который о войнах ничего не знает. Война как нечто, привнесенное в мир извне. Чуждое ему.
Если мы говорим о войне как об Апокалипсисе или об Апокалипсисе как о войне, мы тем самым, волей-неволей, войну хоть немного, да оправдываем. По крайней мере, о ней, стало быть, сказано в Писании, о ней говорил Божественный Глагол. Сам Бондарчук, разумеется, придерживался вполне пацифистских убеждений, — но неслучайно он не может (да и, по чести говоря, не особенно пытается) скрыть свой профессиональный, режиссерский энтузиазм при съемке батальных сцен. Их энергия — в том числе энергия смысла — оказывается внутренне заразительной.
Для Терренса Малика такая точка зрения неприемлема. Божий мир — со всеми его паучками, травкой, деревцами, цветом неба и цветом зелени, шорохами и трепетами — противопоставляется войне именно по религиозному признаку. Первое сотворено Богом, второе — нет. Другое дело, что для «Тонкой красной линии» совершенно необязательны рамки христианской или какой-либо другой из «ведущих мировых» религий. Здесь хватит и пантеизма. Языческое ощущение осмысленности бытия — без необходимости персонифицировать этот смысл.
Самое сложное, разумеется, ввести религиозный мотив не «в глобальных масштабах», как у Бондарчука, Климова или Малика, а в масштабе человека. Вернуться с высокого неба обратно и вглядеться в того, кто войной уязвлен, или даже того, кто ею порожден.
Гусев А. Спасение по правилам: Военный фильм // Сеанс. Блог. 2012. 14 марта