Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Юмор в постперестроечной реальности
О фильме «Паспорт»

Любопытнейшая рецензия на фильм «Паспорт» появилась в «Литературной газете». Марина Дроз­дова рассказала несколько блестя­щих анекдотов про наши отьездные дела (лучший: «Коммунизм — это есть Советская власть плюс эмиграция всей страны»). Кроме того, она высказала несколько су­щественных наблюдений касатель­но искусства и жизни (вот главное: в западном кино детективный сю­жет выстраивается на отклонении от юридической нормы, у нас же отклонение составляет самую нор­му и определяет собой все художественное пространство фильма). Вообще яркая статья. Но вот что интересно: из трехсот ее строк собственно фильму «Паспорт» посвя­щено, кажется, строк шестьдесят.

Маловато, конечно. Даже де­монстративно мало. Да и сказан­ное — сказано вскользь как-то: ни то ни се. Не про то, мол, речь. Так, словно и ругнуть неловко (Данелия все-таки), и сказать особо не о чем.

Так я восполню этот пробел. Сказать есть о чем. Во-первых, как я уже заметил, Данелия все-таки. Во-вторых, команда-то у него ка­кая! Габриадзе и Хайт в сценари­стах, Юсов — оператор... А старинг: Гундарева, Джигарханян, Янков­ский. Леонов, Ярмольник... И Же­рар Дармон, француз, сразу в двух ролях: в роли грузина и в роли еврея (чтоб вы поняли: там два брата единокровных, но разноут­робных — один от еврейки, другой от грузинки; «еврей» едет в Изра­иль — «грузин» провожает; Яков и Мераб похожи как две капли воды; так что когда один берет на минуточку паспорт другого...).

В-третьих, «Мосфильму» в съем­ках помогали французская фирма «Паспорт продюксьон», австрий­ская «Тасона продакшн» и израильская «Израфильм». Без обмана: сцены венские — в Вене, сцены тель-авивские — таки в Тель-Ави­ве.

Ну, и, наконец, слово «еврей», еще недавно рискованное и не­удобное во всех смыслах, прокру­чивается в этом фильме на всех орбитах, с большим смаком и без страха кого-либо обидеть.

Все эти зрительские радости ос­мысляешь потом, задним числом, а пока смотришь — особенно пер­вую, более удачную половину лен­ты,— так просто себе смеешься. Я лично засек, когда я, не выдер­жав, заржет как лошадь. Братья едут из Тбилиси в Москву; поезд набирает скорость; брат-еврей спрашивает: а где синий мешочек? Брат-грузин отвечает: я его выбро­сил, там какой-то мусор был... Брат-еврей орет: ты в своем уме?! Там же грузинская земля на па­мять! Брат-грузин рвет стоп-кран, выпрыгивает из вагона и начинает тут же, у рельса, наскребать гру­зинскую землю. Слышны приближающиеся вопли; бежит вдоль со­става возмущенный кондуктор (или проводник?) с криком: где ты копа­ешь! Это же гравий из Астрахани! Неужели так трудно отойти на три шага от поезда?!

Возможно, природа юмора здесь несколько словесная и мало кинематографическая, но цепочка нео­жиданных реакций, отводящих ге­роя от здравого смысла, выстроена безошибочно. И вполне соответ­ствует той общей «ауре», согласно которой отклонение от здравого смысла (и от юридической нормы) заполняет все пространство наше­го бытия.

Все тут выстроено на обратной логике, по всем законам комиче­ского, причем «вывернутая жизнь» еще раз вывернута обратно «выворотным сюжетом» и таким образом возвращена нам для здравого рас­суждения.

Смешно, что брат-грузин взял в Шереметьеве паспорт брата-еврея и «проскочил» паспортный кон­троль «на минутку», чтобы купить в «тамошнем» буфете шампанского (в «здешнем», естественно, нету). Смешно, что его не задержали, не воротили, а, наоборот, усадили в самолет (машина крутится). Смешно, что не вернули и из Вены, а протолкнули дальше, в самолет на Тель-Авив. Смешно, что не вернули и из Тель-Авива... А, собствен­но, куда? Оттуда уже выдачи нет. Все! Мышеловка. Дальше — только вперед...

Вперед! — толкает героя автор и подмигивает нам: не бойтесь! Ничего страшного! То есть страшно станет потом, в самом конце, и не герою, а вам… А пока он смело идет вперед, брат-грузин, без денег, без ничего, с проклятым шам­панским в руках, с обаятельной улыбкой и трогательным страдани­ем в бровях.

Он идет, а ты думаешь: ну, и надолго хватит ему этого обая­ния? Его же сейчас отметелят! Но отлаженные рычаги Системы, кото­рые устроены так, чтобы отбросить героя назад, вернуть «в строй», бросают его все дальше: в Вену... в Тель-Авив... в Амман... в Анкару... Испортилось что-то в рычагах?

Нет, это закон комического дей­ствия. Герой, обаятельно улыбаясь, плывет «поверх барьеров», потому что он их «не видит». Он — вольте­ровский Простодушный. Он — «просто человек». И потому перед ним распахиваются сердца и двери. Это, в общем, интернациональный сюжет, он имеет психологические корни и в русской душевной «безбрежности», и в безбрежном грузинском хлебосольстве. Сказа­но: шампанским не торгуем! Да и очередь! Но если сказать с улыб­кой:          «Дорогие, мне очень нуж­но!» — и поднять в пальцах пару лишних синеньких бумажек...

...Так что все это действует лишь до тех пор и при том условии, что у людей и вообще в природе ВСЕГО МНОГО: много шампанско­го, много авиарейсов, много в кар­манах разных синеньких и крас­неньких бумажек. Только при том условии, что ПИР ИДЕТ ГОРОЙ, обаятельный простак может насы­титься крохами со столов и проходить сквозь стены. Только что-то он все время еще и вне жанра ка­нючит: «Слушай, дорогой, купи мне японский видик, я тебе в Москве рублями отдам...» Потом и из Гру­зии по телефону доносится: «Дорогой!! Так ты в Израиле? Слушай, у меня тут гайки насосные кончи­лись, так ты привези, немного, штук шесть, я тебе тут рублями отдам!»

Сначала думаешь: господи, до него мы нищие. Даже в комическом сюжете, посреди аэрокувырков и дипкульбитов норовим в «ихних» магазинах отовариться... Потом со­ображаешь: нечисто что-то у Ма­стера с комическим действием. «Слезы капают»... Невидимые миру слезы. И комизм понемногу подмокает. И ты думаешь: так пла­кать будем или смеяться? Данелия, правда, тактичен: взрывы и вы­стрелы звучат у него за кадром и метелят нашего героя тоже за кадром (нет, не милиция и не поли­ция, а арабы, приняв за еврея, а потом евреи, приняв за араба). А смысл этих невидимых миру слез, которыми Георгий Данелия плачет над своим комическим героем, сле­дующий. Не выжить там человеку! Там расчет, там за копейку удавят, там за все надо платить. Это у нас улыбка открывает двери, а там — увы. Денег нет —  закабалишься. Деньги есть — вылетят в момент, и все равно конец. Нет «люфта» для «души»! И дядя Сеня-израильтянин, уголовник, убивец, помогающий нашему кузнечику допрыгать (через Анкару) до родной грани­цы,— матерый мужик, бывший фронтовой разведчик, неулыба габеновского покроя (впрочем, у Джигарханяна на эту угрюмость свой патент),— так, оказывается, и это исчадие ада хранит на дне души невыплаканную слезу: ты, Мераб, когда в Союз вернешься, съезди в Омск, пойди на кладбище и положи на могилу моей жены вот это колечко.

Мераб, наконец, добирается. По­битый, ободранный, доползает до пограничной речки. «Братцы, не стреляйте! Я сво-ой!»

Господи, думаю, КУДА ж ты вер­нулся? Нет тут больше «советских пограничников». Здесь, дорогой, теперь не советская граница, здесь — грузинская, суверенная.

Родимый, да как же ты теперь в Омск-то поедешь, с колечком? Ты ж красненькими теперь не обой­дешься! Ни улыбочками, ни шуточ­ками! Тебе ж теперь зелененькие нужны, цвета заморской капусты, а откуда они у тебя? Нет больше шереметьевской таможни, которая удерживала людей в рамках «добровольного идиотизма». Нет боль­ше «русских дураков»! Свободен! Плати, дорогой! Кончился «пир горой»! Финита ля комедиа!

Впрочем, почему «финита»? Найдется смешное и в суверенной перестроившейся реальности. Не останется без сюжетов Мастер. Данелия все-таки.

Аннинский Л. Данелия все-таки. // Экран. 1991. №8

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera