Во время работы над документальной лентой «Марлен Хуциев и „Чапаев“» у меня была возможность постараться понять, какими энергиями и чувствами, какого рода талантом создавал он свои незабываемые картины. Ведь для зрителей Марлен Хуциев, являясь одним из патриархов отечественной кинорежиссуры, остается режиссером всегда актуальным. Забвение и тихое благородное увядание в благодарной памяти зрителей старшего поколения таким мастерам не грозят.
Лучшим подтверждением тому стал ретроспективный показ картин Марлена Хуциева на самом широком, в нынешних реалиях, телевизионном экране в юбилейном октябре 2015 года. Оказалось, что фильмы Хуциева остросовременны. «Весна на Заречной улице» — первая его, не считая дипломных «Градостроителей», картина — сегодня смотрится не только ностальгически, но и по-своему злободневно. Потому, наверное, что в двадцать первом веке со всеми его особенностями, с совершенно другой, чем в молодости Хуциева, атмосферой необыкновенно востребованы оказываются герои, исполненные внутренней чистоты, люди сложных судеб, личности трудного нравственного поиска, но при этом ясного и светлого взгляда на мир.
Их образы передают на киноэкране то состояние и тот период жизни нашего общества, который будет назван хорошим словом «оттепель» — время больших надежд после времени драматичных, тяжелейших испытаний.
Может быть, и нам сейчас нужна нравственная оттепель как некая форма компенсации за пришедшие в жизнь и в искусство жесткость и жестокость, прагматизм на грани и за гранью цинизма, разрушение морали, определенную девальвацию эстетики кино.
На современном экране соперничают боевик, фильм ужасов, мистика, катастрофы, мелодрама, артхаус, философские ленты, психологические драмы, всякого состава и уровня юмор, вплоть до черного, — всего и не перечислишь. Не забудем ежевечерний конвейер мелодрам по телевизору. Чего же не хватает, почему на обыденном, зрительском, массовом уровне все чаще слышишь: «Смотреть нечего»?
Порой на это нечего возразить, если не отсылать кинозрителя к классике.
Не хватает (и в этом мы с Марленом Мартыновичем абсолютно солидарны) сложной простоты рассказа о человеческой душе в потоке времени. Не хватает тепла и сочувствия к человеку, пристального внимания к нему. Не хватает, может быть, спасительной надежды и твердой душевной уверенности в том, что человек и общество способны к очищению.
Феноменальный успех «Заставы Ильича» («Мне двадцать лет») показал, что творческий вектор Хуциева не изменился, но взгляд его стал зорче, а вопросы к себе, герою и времени — гораздо серьезнее, чем в первой работе. Истину о том, что «время делает человека», никто не отменял, но и человек обязан делать свое время иным и лучшим. Это тяжелый труд, но на то ведь и жизнь дана, и молодость с ее нравственным максимализмом, который, на самом деле, редко бывает избыточен. В таком максимализме обнажена совесть.
«Был месяц май» — фильм о том, что война, закончившись победой, остается в людях. И это правильно, ибо память человека, способность не забывать, осмысливать и понимать — из драгоценных свойств личности и поколения.
Это небольшое эссе не является попыткой дать даже контуры очерка творчества выдающегося мастера. Это не моя задача, я хотел лишь отметить, что фильмы Марлена Хуциева удивительно сложны и при этом удивительно ясны. Наверное, каждый из нас берет из них столько, сколько способен взять. Это в самой большой мере относится как к поздним картинам режиссера «Послесловие» и «Бесконечность», так и к фильму «Мне двадцать лет», который дал Федерико Феллини основания сказать: «Знаете, когда едешь в незнакомую страну, всегда опасаешься, что твои побуждения не разделят, не поддержат и не поймут, — вот почему меня радует такое совпадение мотивов».
Фильмы Марлена Хуциева, при невозможности спутать их с чьими-то еще, пусть и оченьхорошими и глубокими, трудноопределимы по жанру. Тем большим было мое радостное чувство согласия с Марленом Мартыновичем, когда он назвал фильм «Чапаев» на родной песней. Удивительно точно это было сказано, как и все то, что говорит и делает Марлен Хуциев.
Светлый вечер в Тбилиси...
Двоюродный брат мой повел меня в кино. Капитан танковых войск, с одной «шпалой», и я пошли смотреть «Чапаева».
Мы спустились почти на самый проспект Руставели — там был кинотеатр имени Розы Люксембург. Пошли первые кадры, а я даже слова этого еще не знал, зазвучала музыка — она в довоенных фильмах особая, послышались колокольцы, бубенцы, и вдруг откуда-то на экране выскочила тройка... Потом еще один кадр, еще — все очень просто, естественно.
Кино в то время играло огромную роль. Оно воспитывало в то время и эстетически. Не надо говорить, что существовало какое-то ужасное, тоталитарное кино, которое нас превращало в неживых людей. Это не так. Были очень талантливые картины, разные. Бабочкин, Фурманов, фильм «Чапаев», Чапаев в нем, Петька — все это стало так близко нам всем. Мы в пионерском лагере играли, как все мальчишки того времени, в «Чапаева». Мне, правда, почему-то доставалась роль белого офицера, который стреляет в плывущего Чапаева, этого офицера подстреливают, и он падает. Я очень хорошо падал, это ребята заметили, и мне выпала эта роль. Заставили играть этого человека.
Малышев В. Кино от первого лица. Марлен Хуциев смотрит фильм «Чапаев» // М. 2016