Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Деликатная воля

Я мыл посуду в коридоре. (Жил я тогда в огромной коммунальной квартире — в келье бывшего Зачатьевского монастыря). Издали вижу, кто-то входит в коридор — высокий, полный, одетый богато. Обыкновенно к нам такие люди не заходили. Остановился в дверях, оторопев, — видимо, смутили столы с керосинками, помойные ведра, горшки, детские велосипеды и разный домашний скарб. Слышу, робко спрашивает у Надежды Федоровны Петровской — ее келья вплотную к входной коридорной двери: «Я кажется, ошибся, мне нужен Розов». «Нет, не ошиблись — он здесь, вон, видите, моет посуду», — ответила любезная Надежда Федоровна.

Вошедший (не веря в реальность): Вы Виктор Сергеевич Розов?
Я (не понимая, что к чему): Да.
Вошедший: Я — кинорежиссер Калатозов.
Я (вытирая руки о полотенце и протягивая длань): Здравствуйте. Пройдемте ко мне...
(Вошли в бывшую келью. Сели).
Калатозов: Я прочел вашу пьесу «Вечно живые» и хотел бы сделать фильм. Не напишете ли вы сценарий по вашей пьесе?
Я: А где вы ее прочли, она еще нигде не напечатана?
Калатозов: Я достал сырые гранки в журнале «Театр» и сегодня ночью прочел.
Я (польщенный до «в зобу дыханье сперло»): Да!!

И, конечно, я немедленно дал согласие работать над сценарием. Мне поразительно везло на прекрасных режиссеров и актеров. Опять удача! Михаил Константинович был бесконечно тактичен, вежлив, внимателен и терпелив. Интеллигентные люди подкупают меня моментально. ‹…›

Работали мы над сценарием «Летят журавли» с упоением. Обыкновенно я приезжал на Калужское шоссе, в чистую и такую же, как сам хозяин, элегантную квартиру Калатозова, и там среди радиоаппаратуры и невиданных мною доселе магнитофонов (Калатозов увлекался этой аппаратурой ‹…›) мы по многу часов оговаривали каждый эпизод сценария, который я приносил, написав накануне. Калатозов никогда не говорил мне: «Надо вот так», «Здесь я хотел бы вот этого». Он решительно ничего не предлагал. Мы просто вдвоем вслух размышляли. И даже не прямо о той или иной сцене, а о жизни, о минувшей войне, о страданиях, о любви, измене, дружбе, чести и честности. В это время у меня в голове «варился» сценарий, а, видимо, у Михаила Константиновича — фильм.

В середине работы домашняя хозяйка приглашала нас к столу. Какие вкусные кавказские блюда она готовила! После такого обеда мысли текли добрые и нежные. Собственно, работу над сценарием я бы и не назвал работой — это было приятное времяпрепровождение. ‹…› Отобрав актеров на роли, сделав пробы, Калатозов показал мне. Мы не сошлись на Веронике — Самойловой. Мне виделся другой тип.

Но я, высказав свое мнение, сказал: решаете вы, Михаил Константинович. Он решил в пользу Самойловой. И был прав. А я нет.

Были и такие маленькие недоразумения: показали мне в просторной комнате отснятый кусок. Я заметил какие-то лишние слова, которые говорили персонажи. Эти лишние слова вносили грязь в сложную ткань сценария. Я обратил внимание Калатозова на это. Сказал, что здесь вопрос не авторского самолюбия, а просто хуже для картины. Калатозов ответил: «Больше ни одного слова без вашего согласия не будет». И слово свое сдержал. Даже однажды попросил меня приехать на съемку массовой сцены — проводы Бориса на фронт, чтобы я написал реплики людей из толпы. Правда, из этого ничего не вышло. Я долго сидел на стуле во дворе какого-то дома в Армянском переулке, где готовилась съемка, — все куда-то и зачем-то бегали, какой-то аппарат ездил по откуда-то появившимся рельсам, все кричали и в рупор, и просто так. Я сидел-сидел, потом сказал Михаилу Константиновичу: «Я пойду домой. Дома вам к завтра все реплики напишу». И написал. Написал реплик много, чтобы было из чего выбирать. Когда увидел эту сцену отснятой, обрадовался — Калатозов выбрал самые подходящие.

Однажды я спросил Михаила Константиновича: отчего он такой деликатный? Он мне ответил: «Видите ли, Виктор Сергеевич, был в моей жизни такой странный случай: когда министр кинематографии Большаков уезжал на два года в Америку, меня назначили исполняющим его обязанности. И со мной произошел парадокс: когда я занял его кресло, мне вдруг стало казаться, что я знаю, какие надо ставить картины, кто их должен ставить и как, каких актеров брать, а каких не надо. Словом, я знал все! И только когда меня с треском сняли с этого поста, я, придя в себя, понять не мог, откуда у меня было это дьявольское наваждение, это всезнайство. Я и сам-то никогда твердо не знал, что и как. И с тех пор я стал совсем не категоричен и даже робок». Как черту деликатности Калатозова приведу такие примеры: почему-то руководство «Мосфильма» не соглашалось на название «Летят журавли» — что, мол, это значит? Все съемки шли под титром «За твою жизнь». Это название мне страшно не нравилось, хотя объяснить логически название «Летят журавли» я тоже не мог. Мне и Калатозову просто оно нравилось — и все. Калатозов с самого начала, чтобы я не огорчался, сказал: «Не волнуйтесь, будет «Летят журавли». И как этого он добился, я и по сей день не знаю. Мягкий он, мягкий, но воля была сильная. Но, видимо, не шумная, не бьющая другим в глаза и по нервам.

В памяти моей сохраняется работа с Михаилом Константиновичем Калатозовым, особенно в период «Журавлей», как счастливое время моей жизни.

Розов В. Когда работа радость // Советская культура. 1978. 26 декабря.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera