‹…› если такие диаметральные режиссеры, как «традиционалист» Райзман и «авангардист» Калатозов, согласно приходят в 30-е годы к авиаметафорике, то не только потому, что спустили им «социальный заказ» отразить жизнь летчиков, а более потому, что полет действительно был ключевым мотивом эпохи. Или, скажем, киноагитки времен войны: логика цитат из довоенного быта — «синий платочек» на фоне пожарища, мотив амулета — с помощью этой логики Богомолов расшифровывает фильм «Непобедимые», открывая в этой забытой калатозовской ленте 1942 года куда больше, чем в нее было заложено прямым авторским заданием. Или неисчерпаемо-загадочные «Журавли», высшая точка калатозовского пути, мировой шедевр, фильм, определивший у нас целую киноэпоху, больше, целый психологический пласт бытия, с точки зрения «средств», это возврат к 20-м годам, но логика мотивов открывает совершенно другую — и истинную! — сверхзадачу: не героическую «коллективизацию чувств», а, наоборот, их трагическое индивидуальное расчленение.

При таком подходе конъюнктурная податливость Калатозова, вроде бы следовавшего за всеми поворотами спроса (на рубеже пятидесятых — «Заговор обреченных», в «оттепель» — «Верные друзья», потом целина и т. д.), оказывается далеко не такой простой: в каждой ленте мастера таятся секрет, мелодика побочных мотивов, система отходов и отступов от канона, которые и составляют суть высказывания (иногда полузадавленного). В этом смысле противоречив не просто путь режиссера — противоречива полная скрытого драматизма каждая его работа. ‹…›

Проблемой остается целостность пути. ‹…›

Не с целью попасть в резонанс нынешнему национальному многоголосию, а просто размышляя над тем, как согласовать неистовый, воспаленный авангардизм «Неотправленного письма» или фильма «Я — Куба!» с сочной и вкусной пластикой «Верных друзей» или даже «Вихрей враждебных», я предложил бы вдуматься сейчас в грузинские корни Калатозова. Две основные ипостаси грузинского духа: воспаряющая, музыкальная, аскетически-вертикальная, горняя, горная — от Галактиона Табидзе и распластывающаяся, пластичная, живописная, панорамирующая, дольняя и долинная — от Георгия Леонидзе...

Калатозов вряд ли искал себя в этих координатах, он был, что называется, осознанно советский художник.

Аннинский Л. Путь Калатозова // Экран. 1991. № 9.