Как и большинство фильмов подобного рода, «Объяснение в любви» лишено сюжета в обычном смысле этого слова. Начало картины — это не начало рассказа. Напротив, это конец чьей-то, пока еще неизвестной нам жизни. В первых кадрах «Объяснения в любви» мы видим корпус новой, большой больницы и старого человека, который, волнуясь, несет цветы своей жене — тоже очень немолодой, усталой женщине, присевшей в темном своем больничном халате на скамейку. Сейчас глаза героя затуманятся, камера наедет на его лицо, появится вдруг на экране белый пароход, и мы по старой привычке шепнем сами себе: «Это он (герой) вспоминает».
Да, он вспоминает белый пароход, везший его когда-то, в далеком четырнадцатом году, на родину, девочку в белом платье, и потом себя и ее (или не ее? Герою так до конца не суждено узнать, плыла ли его будущая жена на том же самом пароходе или то была совсем другая девочка, навсегда исчезнувшая впоследствии из его жизни) уже после революции, когда он впервые вошел в дом женщины, ставшей его единственной огромной любовью. Сюжет «Объяснения в любви» вроде бы достаточно камерный — в нем рассказывается история одной семьи. Как встретились два человека, как поженились, как долго тянулась их молодость и как внезапно наступила старость. Но в фильме есть третий, быть может, самый главный участник, самое главное действующее лицо — Время. Оно не то чтобы диктует героям какие-то особые правила поведения и не то чтобы вмешивается в происходящее — нет, оно делает нечто большее: выводит историю двух людей из рамы обыденности. Герой любит свою Зиночку, как любят во все времена. А она, красивая, ласково-ровная в обращении (в этой роли снялась польская актриса Эва Шикульска), заботится о нем, руководит им и постоянно что-то моет, убирает в доме, налаживает уют, как это тоже делают женщины во все времена. Но обычная, в сущности, история, вписанная в рамки сложной, необычной эпохи, тоже становится необычной.
Первая встреча двух людей в ледяном пустынном городе; смешное детское прозвище Филиппок, которым всегда называла своего мужа Зиночка: постоянство, с которым герой Юрия Богатырева следует образу слабого, непрактичного человека, придуманному для него любимой женщиной (наверное, эти черты всегда были в нем, но благодаря Зиночке они гипертрофировались, и иногда нам даже кажется, что Филиппок слишком уж старается оставаться всю жизнь «Филиппком»), первые шаги героя на ниве журналистики, тоже избранной для него Зиночкой; жизнь, состоящая то из коротких, то из продолжительных путешествий Филиппка в беспокойный, новый, сложный мир... В старых лентах иногда употреблялся титр: «А в это время...» А в это время рядом с героями происходило то-то и то-то... Применительно к фильму «Объяснение в любви» титр «А в это время» пришлось бы писать постоянно или не писать вовсе, потому что ощущение времени живет внутри самих героев, эмоционально пронизывает каждый кадр. Все в их жизни и на экране соседствует, происходит одновременно: разорванная надвое классовой борьбой деревня, выстрелы в ночи, речи над телами убитых колхозных активистов — и наивный шик южного курорта, где герой находит свою Зиночку после очередной командировки, тревоги и восторги, сложность и простота.
Поясним, наконец, одно из главных обстоятельств в истории возникновения фильма. Непосредственным поводом для него послужила книга воспоминаний Евгения Габриловича «Четыре четверти». Когда прочитываешь ее снова, уже после просмотра фильма, радуешься тому, как связно вошли в сценарий, написанный П. Финном, совершенно разные отрывки книги. Воспоминания Габриловича о собственном детстве, о юности, о журналистских скитаниях органично вписались в бегло очерченную историю некоего Филиппка. Экранизируется, таким образом, в фильме не столько сюжет, сколько внутреннее, лирическое состояние автора. И это стало возможным, наверное, благодаря профессии героя.
«Объяснение в любви». Реж. Илья Авербах. 1979
В старых фильмах творческий процесс часто показывался так: герой замирал на секунду — и ложились на бумагу торопливые строки или нотные знаки, и фантазия, видения творца оживали в музыке, в живописи, в литературных образах. В «Объяснении в любви» нам так и не суждено увидеть результат творческого процесса. Мы даже не знаем, стал ли герой известным писателем и что он написал вообще. Как и в «Подранках» или как еще раньше в «Последней встрече», многие перипетии писательской жизни остаются в «Объяснении в любви» за кадром. Писательство во всех этих фильмах дается не столько и не только как профессия, сколько как особое состояние души. Антуан де Сент-Экзюпери говорил о том, что нужна большая доля внутреннего беспокойства, чтобы понимать происходящее вокруг. Это беспокойство, это ощущение сложности мира герои носят в себе, оно снова гонит и гонит их «в прежние места», по причудливым путям собственных воспоминаний. Но что они ищут там? Губенко ответил на этот вопрос по-своему, показав, что истоки отчужденности трех родных братьев следует искать в прошлом, в незаживших ранах затронутого войной детства. В «Объяснении в любви» у авторов несколько другая цель. Хотя герой бесконечно любил свою жену, а она в житейском, обычном смысле этого слова, пожалуй, не столько любила, сколько жалела его — не о любви, не о различных способах понимания, толкования этого слова, собственно, идет в «Объяснении в любви» речь. Название фильма надо, конечно же, понимать шире. Это объяснение в любви к жизни, к внутренней ее гармонии, которая постигается нами лишь в связях с другими людьми, с судьбой поколения, с судьбой страны. Не случайно под конец жизни старому седому человеку (в современных сценах роль Филиппка исполняет Б. Фрейндлих) так важно знать, плыла ли когда-то его жена — тоже старая, седая женщина (как непохожа и как похожа на юную Зиночку А. Степанова, сменившая в этих сценах Э. Шикульску!) на том же самом пароходе, что является герою в воспоминаниях всякий раз, когда тревога одолевает его душу. Ему важно верить, что девочка, мелькнувшая перед ним в белом платье и исчезнувшая в толпе пассажиров, была Зиночка, его жена. Ему важно верить в это потому, что героев привязывает друг к другу чувство даже более сильное, чем любовь, — ощущение общности прожитых рядом лет, причастность к общим воспоминаниям. «Жизнь — штука замысловатая, но мы прожили ее вместе со всеми. Бедовали вместе, радовались — вместе. И ничем никогда не поступились перед своей совестью», — напишет Филиппок в своей последней книжке, посвященной жене. К этому «вместе», к белому пароходу, на котором, еще не узнанные друг другом, плыли вместе герои, и пробивается, наверное, каждый, кто говорит сегодня с экрана: я вспоминаю, вспоминаем...
Хлопянкина Т. // Литературная газета. 1978. № 46.