Для того чтобы войти в комнату, где находилась Она, нужно было снять сапоги — потому что Она вымыла пол. Для того чтобы воевать за Советы и остаться трогательным человеком, нужно было тоже «снять сапоги» — любить безответной любовью. Единственная возможность поместить себя в эту эпоху, не возненавидев или себя, или ее — это страдать и мучиться не эпохой, не ее любить, не ее оплодотворять, не о ней думать.

Бедный рыцарь революции, не заметивший революции, герой гражданской войны без гражданских чувств — можно ли назвать его конформистом? Можно ли назвать конформистом автора, давшего революции близорукое, губастое, милое лицо? Можно ли обвинять в конформизме влюбленного? Можно ли, нужно ли объяснять ему, что он любит суку, когда он и сам это знает?..

Смирнова Д. Объяснение в любви. Филиппок // Сеанс. 1991. № 8.

Сейчас кажется почти невозможным понять, какой эпохе объяснялся в любви автор фильма. Уплывающий в даль старый мир детских матросок и шляп мстит за измену себе изменой возлюбленной. Мальчик, то преданный девочке в шляпе, то сын комиссара, путает сюжет, делает объяснение сбивчивым, мучительным и чуточку стыдным.

Образ утраченной чистоты, незамутненного изящества, он — метафора любви — превращается в неуклюжего и нелюбимого. Из лебедя — в гадкого утенка, из Тадзио — в комиссара. Из юности, из войны, из любовных утех он зовет вернуться к нему на палубу, где чувство еще инфантильно. В те семидесятые годы он робко и грустно прост, чтобы ничего этого не было — всего, что прогонит этот корабль от берега, всего, что будет после этого корабля. Он знает, что просит о невозможном, он знает, какие испытания ему предстоят, знал, что выйдет из них искореженным, некрасивым. Но несмотря на это, он про себя терпеливо и безнадежно твердит свое объяснение в любви, объяснение в любви к жизни. Зная, что ему придется умереть.

Смирнова Д. Объяснение в любви. Мальчик на корабле // Сеанс. 1991. № 8.