Главный пластический мотив «Мольбы», снятой оператором А. Антипенко в строгой, графически четкой черно-белой гамме, — горы, скалы и камни, потрескавшиеся, источенные временем и потому живые. ‹…›

Очень сложный по художественной структуре, с многочисленными раздваивающимися и переплетающимися поэтическими ходами, фильм «Мольба» — в своем жестком черно-белом графизме — взывает и будоражит, тревожит и утомляет, но не дает выхода из лабиринта повторяющихся антитез. Недаром во многих сценах появляется глухой черный фон — пластическая метафора бренности всего живого. На этом фоне возникают тревожно высвеченные, многократно повторенные (как на картинах Н. Пиросмани) лица и фигуры, жесты и предметы — не столько жизнь, сколько знаки жизни, котирую подстерегает и подтачивает смерть.

Темы Добра и Зла, Жизни и Смерти доведены в «Мольбе» почти до абстрактной пластической формулы, они выражаются в столкновениях и наплывах черного и белого, света и тени. В «Древе желания» — второй части трилогии — режиссер распахивает перед нами мир, снятый оператором Л. Ахвледиани во всем его многоцветий и красочном богатстве. В основу сценария положены поэтические рассказы-воспоминания Г. Леонидзе. Время действия в фильме четко не определено, но по литературному первоисточнику его можно отнести к началу нынешнего века.

«Древо желания» открывается очень красивым, но и очень тревожным кадром: среди пышного луга, поросшего красными маками, умирает белая лошадь. Ликующий красный цвет, цвет жизни, одновременно ассоциируется и со смертью. На этом поле полегло когда-то много врагов, и пролитая кровь мстит нынешним жителям деревни. Эта тревожная тема, заявленная вначале и прямо связывающая фильм с предыдущей частью трилогии, затем на время исчезнет в толчее комедийных персонажей, в мелькании жанровых сцен, чтобы вновь возникнуть в финале. Абуладзе строит фильм, как музыкальное произведение, на контрапункте поэтических мотивов, на их развитии и переходе из одной тональности в другую, из мажора в минор. ‹…›

Герои «Древа» живут как во сне, граница между реальным и вымышленным в их сознании стерлась. А потому все им кажется одинаково возможным — и чудесный камень, и золотая рыбка, и паровоз, который когда-нибудь придет в Кахетию, и гром революции, который можно услышать, приложив ухо к земле. ‹…›

В чем же причина трагедии? Услужливая привычка выстраивает знакомую цепь причин и следствий: отсталость старой грузинской деревни, имущественное неравенство, бедность крестьян, их темнота... Стоп! Перед нами все-таки не социально-обличительная драма, в фильме Абуладзе речь идет о чем-то другом. Его герои, хоть и бедны, не страдают от бедности, они, как птицы небесные, готовы питаться чем бог пошлет. Да и темными их никак не назовешь: много, даже слишком много идей приходится в этой деревне на душу населения. Никто здесь не работает, все только спорят, обсуждают да фантазируют. ‹…›

В фильмах грузинского режиссера не так много быта и роль его не очень велика. Зато символика, иносказания имеют большое значение. В «Мольбе» это очевидно. В «Древе» поэтические символы не так бросаются в глаза, но заметить их нетрудно. Это и повторяющийся кадр коршуна в небе, и убитая птица, предваряющая гибель Мариты, и символика отравленного поля, и многое другое. А само «древо желания» — это и фольклорное дерево жизни, и путь с земли на небо, и обобщенный образ народа. ‹…›

Как и «Древо желания», «Покаяние» (сценарий Н. Джанелидзе, Т. Абуладзе, Р. Квеселава) начинается как комедия с примесью фантасмагории, продолжается как драма и завершается как трагедия. Давно было сказано, что люди, смеясь, расстаются со своим прошлым. Тенгиз Абуладзе и рад бы посмеяться, да улыбка леденеет на губах: прошлое — то прошлое, с которым давно пора рассчитаться — воскресает в настоящем и предъявляет права на будущее. ‹…›

Продолжая прежние размышления Абуладзе об истоках зла, об ответственности человека, о судьбе народа, фильм «Покаяние» с самого начала до последнего кадра не перестает набирать высоту нравственно-философских обобщений. Форма притчи, язык иносказаний и метафор понадобились авторам совсем не для того, чтобы зашифровать мысль, но чтобы ее заострить и углубить, вовлечь в ее орбиту сознание и эмоции зрителей. Ибо и сам фильм — составная часть начавшегося процесса идейного и нравственного очищения общества. ‹…›

Образы героев, наделенных нравственные инстинктом, приобрели в «Покаянии» такую полноту существования, которой они не обладали в предыдущих частях трилогии. Там они были либо поэтическими абстракциями, либо комическими масками, здесь же стали живыми людьми. Духовное, нравственное самосознание перестало нуждаться в романтической позе и комическом остранении. Оно выступило как жизненная сила, уверенная в своей правоте. В этом я вижу громадное творческое завоевание Т. Абуладзе и всего нашего киноискусства. ‹…›

Красота и гармония, которыми мы наслаждаемся при просмотре фильма, суть его внутренние качества.

Божович В. Испытание. О кинотрилогии Т. Абуладзе // Дружба народов. 1987. № 3.