На фоне тотального произвола, что вершился в годы брежневского правления, положение Абуладзе было не худшим. Прямой прессинг от кинематографической администрации он испытывал в пределах возможного. ‹…›
В обыденность существования входила и неизбежность потерь. Так случилось, когда Абуладзе написал сценарий о великом художнике Нико Пиросмани. Литературная основа картины позволяет дофантазировать ее экранное решение. Представляешь себе пластику будущего фильма, духовную суть самого грузинского самородка. ‹…› Что увидел бы Тенгиз Абуладзе тогда, в конце шестидесятых? Вот его слова:
«Кто же был Пиросмани? Народный герой — поняли мы, думая о фильме. Потому что все очевидцы говорили о нем так, словно видели его во сне, в сказке. Видели человека, при жизни уже превратившегося в легенду. В легенду, которая продолжает жить, которую народ украшает, обогащает, расцвечивает новыми словами. Герою ведь не обязательно выворачивать горы и обращать в пар ледники. Всенародной славы он может быть удостоен и за свой творческий подвиг. Творчество его осталось нам, осталось с нами. ‹…› В каждом грузине живет часть души Пиросмани».
Почему Абуладзе приходилось доказывать, что великий художник действительно имеет право на свою экранную жизнь? Понять я этого не могу и узнать тоже. Думаю, чиновники из Госкино просто не могли принять гениальности Пиросмани. Ведь его искусство не вписывалось в официальную доктрину тех лет. Наверное, можно было сделать фильм о передвижниках, естественно, о наших соцреалистах, но, конечно, не об авангарде, как нынешнем, так и минувшем. Хотя власть в это время сменилась, но идеология оставалась в руках темного и неколебимого Суслова, который, кстати, был вдохновителем скандала в Манеже. А уж вряд ли тогдашний руководитель кино Романов мог взять на себя смелость разрешить снимать фильм о таком сомнительном художнике, как Пиросмани. Думаю, что была еще и другая причина. Непривычен сам сценарий будущего фильма. В воспоминаниях современников раскрывалась сущность героя. В каждой новелле он был иным. Вместо традиционного биографического фильма Абуладзе предлагал версии на тему легендарного Нико. ‹…›
Абуладзе видел единственного исполнителя роли Пиросмани — Серго Закариадзе. ‹…›
Абуладзе замыслил использовать в фильме открытый прием. В гримерную приходит Серго Закариадзе и меняет свой облик в соответствии с той или иной новеллой. Примеряет нужный костюм. И постепенно входит в образ того персонажа, который предлагается рассказчиком. «Потому в каждом эпизоде Закариадзе будет показывать нового, с прочими не схожего Пиросмани. Актер удивительно свободен в искусстве перевоплощения. Оно ему в полной мере понадобится для экранной легенды о Пиросмани. Но подумайте: возможно ли одними красками обрисовать личность, которую в сугубо бытовых тонах истолковывает
Самые объективные свидетельства о живописце — его картины. Они должны стать в фильме полноправными действующими лицами. Живопись Пиросмани будет показана после различных версий его судьбы и характера. Мы как бы войдем внутрь картин, монтажом оживим мир его персонажей, вглядимся во фрагменты и воссоединим их».
Автор мечтал, чтобы зритель вошел в художественный мир Пиросмани, огляделся в нем, проникся любовью к душе, к таланту живописца. Размышляя о своем герое, Абуладзе надеялся еще и на то, что ему удастся разрушить привычный для зрителя стереотип грузинского характера: открытость, шумливость, взрывчатость темперамента, обворожительная непосредственность. Как контраст — отчужденность и замкнутость Пиросмани, погруженность в свой мир, отрешенность от внешней суеты. И при этом — прекрасное рыцарство, свойственное национальному характеру.
Кваснецкая М. Г. Тенгиз Абуладзе. Путь к «Покаянию». М.: Культурная революция, 2009.