Один из самых лучших отечественных аниматоров, он сыграл около (или больше — никто точно не знает) двухсот ролей, эпизодических и главных, в фильмах коллег.
И стал режиссером, когда уже было невмоготу молчать.
Повесть о том, как дворничиха, ставившая с утра до ночи на полной громкости одну и ту же пластинку Утёсова, довела его чуть ли не до безумия, которое, к счастью, разрешилось «Историей одного преступления», а не реальным убийством, Хитрук очень любил рассказывать сам. О том, что дебютный фильм 44-летнего режиссера буквально взорвал студию и какой в связи с этим был там «вселенский праздник», любят рассказывать очевидцы (человека скромнее Хитрука, сколько ни ищи, всё равно не найдешь). А лучше всего о значении этой 20-минутной ленты говорится в посвященном Хитруку фильме Сергея Серёгина: «До „Преступления“ в мультипликации царили общие законы, после — стали появляться другие фильмы, с другими пластическими ходами и другие принципы игры — более экономной и простой». И уже один только этот взрыв мог позволить Юрию Норштейну произнести ставшую крылатой фразу: «Все мы вышли из Хитрука...»

«Топтыжка» — опять новое слово в мультипликации, русская сказка, решенная живописно, — в ленте воспроизведен стиль Евгения Чарушина, и сделано это с такой потрясающей тонкостью и нежностью, что только диву даешься: такого мы еще не видели! Уже нет смысла вспоминать названия — «Каникулы Бонифация», «Фильм. Фильм. Фильм» или трилогия о Винни Пухе, уже не имеет значения хронология, потому что каждый фильм в свое время становился событием, о котором говорят до сих пор, хотя последний — «Лев и бык» — был создан двадцать лет назад... И говорят не из уважения к мэтру, а потому, что действительно ни одна лента Фёдора Савельевича из жизни каждого зрителя (обратитесь к своему сердцу!) не уходит бесследно.

Если сказать, что Хитрук вкладывал в каждую картину собственное сердце, собственную душу, — это будет справедливо. Но не только потому. Потому еще, что он, профессионал высочайшего класса, умел просчитывать наперед, как сделать, чтобы его волнение передалось зрителю, чтобы «напряжения» и «расслабления» чередовались в фильме в таком ритме, какой оптимален для содержания, формы и даже того неведомого, что закладывается в любое произведение искусства независимо от воли автора, если он талантлив. Разноцветную «простыню» с такими расчетами Фёдор Савельевич называл кардиограммой фильма.
И любая из этих кардиограмм — учебник ритма для аниматоров всего мира. Когда мальчику Феде было лет десять, учительница пения, послушав, как поет школьный хор, вызвала eго, единственного, к себе и восхищенно сказала, обратившись к остальным: «Вот у этого ребенка — абсолютный слух!» Не ошиблась. Абсолютный слух, абсолютный вкус, абсолютное зрение, абсолютно точная рука и абсолютно чуткое сердце...
Василькова Н. Федор Хитрук // Наши мультфильмы. М.: Интеррос, 2006.