В 1975-м году — спустя тридцать семь лет после первого потрясения искусством Диснея и его художников — мне посчастливилось побывать на этой студии. ‹…›
Мы приехали в Лос-Анджелес, нас поместили там в отель, который принадлежал кинокомпании «XX век — Фокс» — огромный небоскреб такой... Конечно, мое состояние можно понять — мы приехали в Мекку мультипликации.
Он нас возил, Фрэнк, по этим улицам и показывал: вот это — дом Мери Пикфорд, вот это — Дугласа Фербенкса, и т.д. А потом мы приехали в городок Барбенк, который был империей Уолта Диснея. Граница этого городка была точно обозначена, там стоял полицейский. Барбенк — то место, которое занимала студия Диснея. Там были улицы — Дональда Дака, Микки-Мауса, Плуто... Все было, как в настоящем городе: указатели, названия улиц... Там стояли коттеджи, было большое административное здание. Водили нас также в здание, где был кабинет самого Диснея, очень скромный, кстати говоря.
Тут для меня более ясной стала природа этого феномена, который я до этого мог наблюдать на экране.
То, как может рождаться такая мультипликация.
В общем-то, я уже и тогда понял, а сейчас пришел к еще более твердому убеждению в том, что такое мастерство может быть достигнуто только путем накопления. Накапливается, ничего не утрачивая, и передается следующим поколениям. Фрэнк Томас уже со времен «Белоснежки» был главным аниматором, но за это время сколько поколений сменилось... Это как масонская ложа... В Соединенных Штатах, кстати говоря, мультипликации обучают в университетах, там есть факультет анимации. Есть такой факультет и в Нью-Йорке, и в Лос-Анджелесе, в Калифорнийском университете.
Мне показывали работы студентов, я бы не сказал, что в них проявлялась какая-то оригинальность, индивидуальность — они были несколько похожи друг на друга. Но все они были похожи именно своим мастерством. Мастерством движения, мастерством актерской игры. Поэтому, конечно, я испытываю определенную досаду оттого, что мы, достигнув чего-то, так легко это теряем. Я вспоминаю Дежкина... Ведь его мастерство не имеет наследников. Аналог ему я могу найти разве что в лице Толи Петрова...
И потом мне удалось много узнать о личности самого Диснея. Я уже давно усвоил: «с воздуха», из ничего, ничто не берется, кто-то это все должен начинать, кто-то должен быть этим самым «реагентом», химическим центром, вокруг которого должно это все собираться. Хотя сам Дисней родился тоже не на пустом месте: и рядом с ним, и до него была уже высокоразвитая мультипликация. Но сама личность Диснея, как мне рассказывали его сотрудники, видевшие его «живым», работавшие вместе с ним, ссорившиеся с ним... А ссоры эти были необычайно живописны. И вот именно в этих ссорах, о которых мне рассказывали, как-то особенно выявлялась личность самого Диснея. Известно было, что в последние годы жизни он как-то сам отошел от мультипликации. Он мог позволить себе эту роскошь, потому что уже был настолько отлаженный аппарат, настолько квалифицированные сотрудники, и был уже у него настолько надежный последователь, заместитель, преемник, как хотите.
Впрочем, даже не преемник, потому что, если вспомнить, сам Дисней, в общем-то, не делал фильмов. Он не был режиссером. Он был им в самые первые годы своей деятельности. А потом все самые знаменитые фильмы делались другими режиссерами. Но все это шло под грифом Диснея. Вольфганг Рейтерман был тем, кто по существу делал фильмы уже при жизни Диснея, а потом и после него. «Книга джунглей», «Меч в камне», «Спасители» — он там был режиссер. А Дисней отошел от мультипликации, потому что он был движим какими-то новыми идеями. Он был гениальный генератор новых идей.
В последних фильмах, когда Дисней уже несколько отошел от мультипликации, его функция, в основном, заключалась в том, что он выбирал темы. Надо сказать, что при всей своей амбиции — а у него была огромная амбиция, и я думаю, что без этой амбиции он бы никогда не достиг того, что ему удалось достичь, — он никогда самолично ничего не решал. У него были эти знаменитые девять стариков, с которыми он это все решал. Разумеется, последнее слово оставалось все равно за ним.
В эту девятку входили Фрэнк, Олли и другие семь «стариков» — это те, кто был в начале эры полнометражных фильмов. Хотя Фрэнк Томас проявил себя уже в эпоху Микки-Мауса... Да, Дисней был генератором идей. Он был тем, кем, вероятно, был в России Дягилев, так мне представляется. Он знал, что нужно зрителям. Он мог как-то очень точно угадать и в совершенстве выполнить именно то, что нужно зрителю — он великолепно знал спрос.
Он где-то сам в одной книжке написал: «У меня мало вкуса. Но мало вкуса и у зрителей, поэтому мы очень хорошо понимаем друг друга». Честно, по крайней мере, сказал.
Конечно, некоторое впечатление опустошенности было, когда мы входили в этот город — Барбенк. Он был, по существу, пуст. Множество коттеджей, улицы, переулки — они были не заселены. Потому что от всей этой мультипликационной империи, которая во времена, когда делалась «Фантазия» (1940-й год), насчитывала населения полторы тысячи человек — только мультипликаторов! — к тому времени, когда я приехал, их было семьдесят четыре человека. В это время там уже в основном делались видовые фильмы, и широкое распространение получила промышленность, обслуживающая «Диснейленд», а также еще больший по масштабам «Мир Диснея» во Флориде. Да, это было зрелище, которое мог бы испытать человек, который через тысячелетия пришел бы в Карфаген. С той разницей, что тут ничего не было разрушено, все стояло на месте. Но дух и сама жизнь, население — все куда-то ушло. Остались самые сильные — остались ветераны. Туда приходили и те, кто давно уже не работал. А куда им деваться, они все равно приходили туда. Я видел воочию людей, легендарных для меня — их имена я читал в титрах диснеевских фильмов. Они просто приходили туда как в свой родной дом и даже, если хотите, как в свою старую пивную. Деваться им было некуда: они слишком сроднились — друг с другом, с этим местом и с этим искусством.
Так вот, возвращаясь к личности Диснея... Мне рассказали несколько про него анекдотов, которые вовсе не были анекдотами — это была правда. Например... Ну, он, конечно, рос, но росли и люди, с которым он работал, они приобретали уже самостоятельную ценность, самостоятельное мышление — были крупными художниками. А он был необычайно... аррогантен вот, другого слова не нахожу, он должен быть первым во всем.
И первое мое знакомство с аррогантностью Диснея совершилось, когда мы посетили дом Олли Джонстона. Это такое бунгало, чисто мексиканское — одноэтажное здание, довольно широкое, там комнат шестнадцать, уж не помню. Но самая прелесть заключалась в том, что там был довольно большой участок, — там были овраги, через которые он мостики прокладывал, были насыпи — все, что хотите — и по всему участку такой змейкой проходила узкоколейная железная дорога. И у него был локомотив — метра полтора в длину, но там можно было сидеть, и он напихал угля, раскачал эту машину, и мы с ним ездили по всей территории. Причем часть дороги проходила через кухню, и он там давал свисток. Так вот, история Диснейленда, оказывается, началась вот с этого маленького локомотивчика. Дисней посетил этот участок, покатался на этом паровозике и сказал: «У меня будет лучше...» И, действительно, заказал себе локомотив примерно в два раза больше, чем у Оливера, и устроил такую дорогу у себя — он не мог терпеть, чтобы у
Это вот чувство первенства, наверное, и двигало его все время вперед: он не мог допустить, чтобы и в мире мультипликации
Рассказывали про него и другие истории, они, может быть, к искусству не имеют прямого отношения, но личность Диснея характеризуют очень ярко. Как я сказал, в последнее время он несколько отошел от мультипликации. Он мог спокойно это сделать, потому что «машина», механизм фильмопроизводства, работала и без него прекрасно. Ну, «прекрасно» — это, может быть, с перебором сказано, потому что мы видим, «Меч в камне», да и остальные фильмы позднего периода — они великолепны, они, может быть, более виртуозны, чем «Белоснежка»... но какая-то душа — отлетела.
К сожалению, я не так уж много знаю про Диснея. Вообще, был страшный конфуз: мы купили цветы на наши небольшие валютные деньги и хотели возложить эти цветы на могилу Диснея. И каждый раз, когда мы напоминали Фрэнку Томасу об этом намерении, он как-то отходил от этой темы. Пока я, что называется, не припер, наконец, его к стенке вопросом, где же она все-таки находится, могила Диснея. Тогда Фрэнк сказал, что могилы... нету. Что тело Диснея находится в какой-то капсуле, замороженное. По существу, он не похоронен, он законсервирован. Тело его законсервировано в надежде на то, что придет время, когда наука сможет... ну, вот, был такой фильм по сценарию Леонида Леонова — «Бегство мистера Мак-Кинли», помните? Может быть, однажды это случится.
А тогда мы слишком поздно поняли свою бестактность — мы это должны были бы знать заранее. Так вот, если говорить о слабостях гения — а я не стесняюсь называть Диснея гением, он действительно был им — одна из них заключалась в его страсти к электронным куклам для Диснейленда и для «Мира Диснея» во Флориде. Диснейленд — это, конечно, потрясающе, но это — отдельный разговор. В это свое детище Дисней вложил не меньше фантазии, выдумки, энергии и страсти, чем в свои фильмы. Он во всем был страстен. И он был дитя, он оставался им до последнего момента. Это, вероятно, очень ценное качество. Так вот, два случая мне рассказали — этих его слабостей гения, которые ему стоили немалых денег и, в общем, немалых душевных невзгод. Ведь Дисней, надо сказать, постоянно испытывал сопротивление своих сотрудников. До этого, в 40-м году, у него уже был сильный шок, когда от него ушла гвардия — это была знаменитая забастовка, когда от Диснея ушли Стивен Босустов вместе с пионерами мультипликации, они организовали свою самостоятельную фирму Ю-Пи-Эй. Эго он переживал очень тяжело, но никак не мог признать своей собственной вины. Хотя виноват был он... А случаи эти были таковы.
Однажды Дисней решил украсить студийную столовую — мы там были, у меня сохранилось даже меню этой столовой, — украсить персонажами своих фильмов. А ребята взбунтовались. Ну, ребятам — по шестьдесят, по семьдесят лет, но все равно — ребята. Да, к слову сказать, это поразительное явление (впрочем, почему поразительное, просто очень приятное) — никто не называл Диснея в Барбенке «мистер Дисней». Все, начиная от вахтеров, или заливщицы, или просто уборщицы, называли его Уолт. Он был для всех «Уолт». Я думаю, надо быть действительно очень большим человеком и, наверное, добрым — таким человеком, чтобы тебя достаточно уважали, чтоб называли тебя по имени. Но, тем не менее, они не стеснялись выражать ему свое недовольство, несогласие с теми идеями, которые ему иногда приходили в голову. Почему? Потому что они рассуждали так: «Они нам так надоели, эти персонажи, во время работы, эти Микки-Маусы и Дональды Даки, мы хотим хоть в столовой немножко от них отдохнуть!..» Но не таков был Дисней! Он все-таки заказал эту роспись, и все стены столовой были украшены этими персонажами.
А я-то узнал это каким образом? Когда мы были в этой столовой, я поинтересовался: почему такой странный абстрактный узор на этих стенках? «А это, — говорят, — зарисовано то, что раньше было на этом месте». И тут мне рассказали эту историю.
Значит, Дисней разукрасил стены мультперсонажами. И тогда они устроили своеобразную забастовку. Все причем. Все до единого, они приходили в столовую, демонстративно опустив головы, брали свои обеды и ужины и ели, не поднимая головы. И это приводило его в ярость. Три дня он держался, а на четвертый день он замазал этих своих персонажей.
А другая история заключалась в том, как он отомстил своим строптивым сотрудникам. Розыгрыши там были, как мне рассказывали, потрясающие! Сотрудники иногда разыгрывали Диснея, но он, будучи все-таки боссом, имел больше возможностей разыграть их. И вот, один из таких розыгрышей состоялся тогда, когда Дисней готовил во Флориде, в «Мире Диснея», очередной аттракцион. Может быть, Вы знаете — там есть выставка, немного похожая на музей мадам Тюссо, но с той разницей, что это все подвижные куклы. Там Линкольн и все президенты сидят и беседуют между собой. И вот, однажды утром, когда сотрудники пришли в «Комнату ассамблей» — у них была такая комната, где проходили «ассамблеи» — примерно раз в неделю они собирались, чтобы обсудить раскадровки, просмотреть новые сцены, наметить планы на будущее, и там был огромный стол (я этот стол видел)... и вот, когда они туда вошли, они увидели... голову президента Линкольна прямо на столе, и голова сказала: «Доброе утро, господа!» Это он подстроил — провел провода и т.д. Ну, дамы попадали в обморок, мужчины тоже реагировали соответствующе, а он был страшно доволен, что отомстил им. ‹…›
Мы многое смогли увидеть на студии Диснея своими глазами. Единственное, куда нас не пустили, это на самый верхний этаж — туда, где рождаются идеи и где они еще делают свои журналы — Дисней выпускал регулярно журналы, комиксы. Вот туда нас не пустили. Нет, вру, туда нас пустили, но там на полу лежал
Хитрук Ф. Профессия — аниматор. Т. 2. М.: Гаятри, 2007.