Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
А тогда, в 75-76-м годах, когда Климов с Адамовичем уже начали вплотную работать над запуском картины [речь идет о работе над фильмом «Иди и смотри»], из Москвы послали «расстрельную команду» и фильм запретили.
Грешно говорить: но нет худа без добра. Элем приехал ко мне в Малеевку и предложил делать сценарий по «Бесам» Достоевского. Предложение принял с радостью, тем более что сидел в это время над инсценировкой «Бесов» для Театра на Таганке. Дал себе зарок: никаких чужих инсценировок не читать, хотя на столе передо мной в качестве приманки-раздражителя лежала переведенная для меня с французского одной милой старой дамой пьеса Камю.
Началась работа. Прежде всего, снова и снова читали сам роман и черновики к нему. Это новое запойное чтение и бесконечные разговоры напомнили мне те страшные и просвещающие ночи конца 50-х годов, когда я и мои друзья читали все еще запрещенных «Бесов», сопоставляя прочитанное непосредственно, в лоб, с только что полученной из доклада Хрущева на XX съезде информацией о преступлениях сталинского режима.
«О, у них все смертная казнь и все на предписаниях, на бумаге с печатями, три с половиной человека подписывают...» Да это же о сталинских «тройках»!
«Все они, от неуменья вести дело, ужасно любят обвинять в шпионстве». Да все наше детство построено на рассказах о шпионах!
«Мор скота, например. Слухи, что подсыпают и поджигают. Вообще, хорошенькие словечки, что подсыпают и поджигают». Опять будто о наших 20-30-х годах. ‹…›
Читали и не верили своим глазам: все это мы знали, все это слишком хорошо помнилось. Читали и, перебивая друг друга, чуть не на каждой странице: «Не может быть! Откуда он это знал?» Конечно, прежде всего было потрясение непосредственно политическое. Но оба, Элем в особенности, готовы были к духовному развитию, к художественным открытиям.
Мы будто нашли клад — великий роман-предупреждение, в котором дана гениальная и самая ранняя диагностика бесовщины, той, что захватила не только нашу страну на многие десятилетия, но и расползлась по всему миру. В виде левого экстремизма и современного терроризма всех мастей и религиозно-национальных одеяний. Мы хотели «перевести» роман на язык кино и язык современности. Именно «перевести», а не пересказывать его языком кино. К тому же сразу сошлись на том, что будет перекличка с самыми современными сюжетами бесовщины. Вот хроника террора «красных бригад»... Похищают Альдо Моро... Петруша Верховенский рассуждает о пушечном мясе прогресса, а современные бесы взрывают вокзал в Болонье. Более того, Элем — он всегда фонтанировал идеями — предлагал уже при написании сценария оставить открытым финал. Оба были уверены в том, что жизнь принесет такие «сюрпризики», которые и Федор Михайлович не мог предвидеть.
Я вспоминаю, что как только мы с Климовым заговорили о возможности киноинтерпретации «Бесов», услыхали (буквально!): «И заикаться, и думать — не смейте! Чтобы эту дрянь (так, так было сказано) — в кино?!..» До сих пор храню резолюцию из 12 пунктов бывшего большого идеологического начальника — П.Н. Демичева, согласно которой «советский зритель никогда не увидит “Бесов” ни на сцене, ни в кино». ‹…›
Естественно, «пробить» тогда «Бесов» ни в советском кино, ни в советском театре было невозможно. Но сами-то мы с Элемом от идеи «перевода» «Бесов» Достоевского на язык кино не отказались. Более того, у меня, по крайней мере, именно после совместной творческой работы с Элемом сложилась театральная композиция. И я на несколько лет буквально «заболел» темой бесовщины. ‹…›
Помню, какое впечатление на Элема произвели последние сны Раскольникова (у него родились фантастические киношные версии): «Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одержимые умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими...»
Элем всегда, как мне казалось, был немного склонен к мистике. Его неудержимая фантазия уже рисовала картины вселения «бесовщины» в людей, в города, в современный мир. Он очень легко в наших разговорах и при наброске сценария переходил от текстов Достоевского к современности, к страшному и точному образу современного бесовского террора, к угрозе существования уже не только отдельных людей, народа, но и всего человечества, особенно в условиях технологической доступности ядерного уничтожения мира (вот вам «сюрпризик» — несет себе в красивом лакированном кейсе этакий современный человеконенавистник Петруша Верховенский очень элегантную ядерную бомбочку!).
Стали с Элемом перечитывать другие произведения Достоевского под этим новым углом зрения и убедились в очевидном, в том, что нет среди них ни одного, где не было бы этой темы бесовщины, не было бы образов бесов.
Элем Климов. Неснятое кино // М.: Хроникер. 2008.