Дмитрий Савельев: Элем Германович, чем объясняется ваше отсутствие на киношных тусовках — неприязнью многих к вашей деятельности в годы перестройки?

Элем Климов: Вовсе нет. Я до сих пор убежден, что мы шли в верном направлении. Мне просто опостылели все эти тусовки. ‹…›

Я спокойно отношусь к чужой неприязни. Есть близкие люди, с которыми мы подолгу не видимся, но сейчас они, встречая меня, говорят: «Ты изменился в лучшую сторону». Так что отсутствие суеты — во благо. Хотя иногда хочется разогреть мышцы.

Д.С.: В 88-м у вас были разогреты мышцы, чтобы снимать фильм по «Мастеру и Маргарите». Однако ничего не состоялось. Почему?

Э.К.: Я хотел снимать «Мастера» и раньше. Но Ермаш сказал: «В нынешнем столетии этого не будет — забудь». Точно так же мне не дали в свое время сделать «Подлинную историю из жизни Ивана-дурака» — фильм на основе народных сказок, но снятый как бы документальным способом. Был еще большой проект «Преображение» — о екатерининских временах. Сюрреалистический, смешной сюжет о России. Но тот же Ермаш сказал: «Первую половину фильма снимай, а вторую — не надо». Я говорю: «Так я же ради второй все и затеваю». — «Тогда гуляй, свободен».

Эти замыслы отошли, а «Мастер» остался. И в 88-м я понял, что хочу снимать именно его. Мы с братом Германом — он сценарист — уехали из Москвы, спрятались и долго-долго писали сценарий. Если мы с вами заглянем в соседнюю комнату, вы увидите там кипу книг до потолка. Все это было прочитано при работе над сценарием. Потом мы разрабатывали проект с оператором, художником. Ездили в другие страны — искали новую технологию.

Д.С.: Тогда еще были в стране деньги на кино...

Э.К.: Где? Вы не представляете, что это за деньги. Новая технология безумно дорого стоит.

Д.С.: Получается, вы затевали историю с «Мастером», заранее зная, что фильм поставить не удастся?

Э.К.: Нет, я так не считал и не считаю. Понимаете, то, что написано в этом сценарии... Я сам не знаю, что это такое. И многое до сих пор не могу объяснить: как это мне в голову пришло? Более того, я в сценарии намеренно оставлял белые пятна, чтобы они меня мучили круглосуточно и я все время думал бы, как воплотить на экране видения, которые мне были.

Д.С.: Вы предпринимали шаги, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки?

Э.К.: В Лондоне у меня есть друг, очень интеллектуальный продюсер Дэвид Патмен. В свое время он мне сказал: «Если затеешь делать что-нибудь совместно с Западом, приезжай ко мне». И я приехал. Он выслушал меня и сказал, что деньги нужно искать в Европе и ни в коем случае не в Америке. ‹…›

Д.С.: А в Европе вам дали деньги?

Э.К.: Уже было нашли... Правда, Патмен называл мне меньшую, чем нужно, сумму, но он не читал сценарий — он читал роман. А прочитал бы сценарий — у него бы волосы на голове зашевелились. Потому что это, как я уже сказал, никакая не экранизация. Но все вообще сорвалось...

Д.С.: Вы до сих пор живете этим замыслом или уже перегорели?

Э.К.: Не перегорел, хотя молоко стало уже немного подкисать. Но если бы вдруг на меня упал с неба бумажник — я бы сейчас же начал снимать этот фильм.

Д.С.: Это должен быть пухлый бумажник — вроде того, что упал на Кончаловского перед съемками «Одиссеи»?

Э.К.: Ну что вы, «Одиссея» — это ведь дешевое кино для телевидения. Всего сорок миллионов. Вот я был полгода назад в Америке, и Милош Форман показал мне там «Народ против Ларри Флинта». Да, густонаселенный фильм, но по сути — сплошной судебный процесс. Я спросил, сколько стоила картина, он ответил: «Средняя цена американского фильма — тридцать шесть миллионов долларов. Плюс пятнадцать, как и прежде, на рекламу». Мне же нужно, чтобы в бумажнике был чек миллионов на сто как минимум.

Я задумал снимать «Мастера», когда мне захотелось невозможного. Знаете, Андрей Платонов писал в письме к жене: «Невозможное — невеста человечества. К невозможному летят наши души». А недавно я прочел у Яна Флеминга: «Невозможное — это то, чего вы плохо захотели». Может быть, я плохо захотел «Мастера», потому что, когда я захочу хорошо, то, как танк, пробьюсь. Вот «Иди и смотри» мне много лет не давали снимать, но я захотел и снял.

Д.С.: А не может случиться так: в ожидании чека на сто миллионов вы садитесь за стол, пишете сценарий малобюджетного фильма и затем его снимаете?

Э.К.: Вполне может быть и такое. Есть на примете несколько вариантов — но это так, немножко развлечься, прогреть мускулы. А голову-то распирает другое. Когда ты забрался на высокую гору — побродил там, подышал разреженным воздухом, то в долину спускаться очень грустно. Меня вот современное кино ничем не радует. Я не помню, чтобы меня что-либо сразило так, как в свое время сразила «Дорога» Феллини или фильмы Куросавы.

Д.С.: А в новом русском кино вас что-нибудь заинтересовало?

Э.К.: В давние уже годы я встречался со зрителями, показывал фрагменты фильмов, зарабатывая по девять пятьдесят за вечер. И меня, в частности, спрашивали: «Ваше поколение рано или поздно уйдет. А что новое?» Я отвечал, что в стране столько талантов — стоит только открыть крышку котла, как наступит невиданный ренессанс. Хотя опасения у меня и тогда были: молодые ребята из этого поколения выросли тогда, когда происходило окисление душ. И вот: молодые пришли по дороге, которую мы освободили для них, но открытий я не вижу. Когда-то мне понравилась «Маленькая Вера», но это было уже давно. И еще «День Ангела». Да, ребята-документалисты молодцы: не знаю, откуда они берут деньги, но замечательные вещи делают. Вот, собственно, и все.

Д.С.: Вы себя представляете в новом российском кино и в новом правлении российского Союза кинематографистов?

Э.К.: Что касается правления, то каждое время выбирает своих героев. Когда-то потребовался я. Нисколько не жалею о тех годах. И люди из моей команды, с которыми я порой встречаюсь, тоже говорят, что это было лучшее время в их жизни. Мое время — в прошлом. Нынешнему потребовался Сережа Соловьев. Что касается кино... Я сейчас вместо кино пишу стихи. Уже килограммов пять написал. Сын говорит: «Папа, ты такие стихи пишешь, что, когда тебя не станет...» Я спрашиваю: «Ты хочешь сказать, когда меня наконец не станет?» — «Нет, я хочу сказать, что тебя не по фильмам, а по стихам будут вспоминать».

Д.С.: Не прочтете что-нибудь из пяти килограммов: то, что лучше всего соответствует вашему сегодняшнему самоощущению.

Э.К.: Вообще-то я пишу их только для себя и дал зарок не публиковать. Потом, они у меня все панковские. Даже не знаю... Ну, вот одно двустишие — оно не панковское:

Стою в восторге на коленях

Пред навсегда закрытой дверью.

Климов Э. Перед закрытой дверью [Инт. Дмитрия Савельева] // Общая газета. 1997. 4-10 сентября.