Несколько раз посветила нам фонариком и ушла навсегда Надя Кожушаная. Получились фильмы (все призовые): «Племянник кукушки», «Нюркина баня», «Бабушка», «Розовая кукла». Еще бы чуть времени жизни, и, наверное, экран потряс бы нас прорывом в нечто новое, очень «наше», нечто анимационно-страстно-дерзко-невероятное. Режиссеры, работавшие с Надей Кожушаной, взяли как бы неанимационный материал, отодвинули бремя обязательных «законов мультовости» и обратились к «немультипликационным» сюжетам Нади Кожушаной.
Получилась, как говорят неведомые, но интересные люди-структуралисты, — сшибка. Материал ударился о жизнь, сам о себя, потрогал пустоту, убежал в испуге и встал на место.
Татарский А., Голованов В. Цветение авторства и увядание профессионализма // Искусство кино. 1998. № 3.
‹…› две ленты, уникальные по творческой свободе и художественной органике, два десятиминутных шедевра по сценариям Надежды Кожушаной — «Бабушка» Андрея Золотухина и «Розовая кукла» Валентина Ольшванга (Высшие курсы режиссеров и сценаристов, мастерская Ю. Норштейна). «Бабушку» Андрей Золотухин сочинял, явно опираясь на реальные воспоминания детства. Драматургия, насыщенная яркими деталями, подкреплена изобретательным рисунком и монтажными ритмами, точно воспроизводящими живое человеческое дыхание. Высокая поэзия рождается здесь в потаенных уголках памяти, из обломков презренного быта, из любви одного конкретного человека к другому... «Розовая кукла» агрессивнее по сюжету и манере исполнения. Но и здесь детские кошмары и фантазии приправлены достоверными психологическими наблюдениями и бытовыми подробностями; сама фактура изображения со стремительно меняющимися ракурсами, неожиданно вырастающими и уменьшающимися фигурами, врезающимися в сознание крупными планами, передает сладкую жуть детского восприятия мира, пронзенного силами эроса, насилия и смерти. Радуешься тому, что авторы ухватили, вспомнили, что придумали — и не солгали, напугали — но оставили надежду. Оформили ускользающее бытие, узнали в ничтожных пустяках жизнь и расписались в бескорыстной любви к ней.
Манцов И. Оптический обман // Искусство кино. 1997. № 12.
Людмила Донец:
‹…› мне кажется, что в картине [ «Розовая кукла»] есть противоречие между драматургией и рисунком. И мало того, я думаю, что только степень не просто талантливости этого рисунка, а еще какой-то его воздушности, эфирности, его изменчивости в масштабах, его фантастичности, которые я не восприняла как «детские страшилки», помогает преодолеть некоторую запретность сюжета. Потому что все-таки это детская проблема для взрослых. Ревность девочки к любовнику мамы, подглядывание за жизнью взрослых. В анимации это шокирует. Это слишком натуралистический сюжет. И мне кажется, что весь рисунок был нацелен на преодоление не страхов девочки, а драматургического замысла, который привычен не для анимации, а для беспощадно психологического рассказа. ‹…› А с другой стороны, такая степень откровенности в рассказе о внутренней жизни ребенка, о детском подсознании, наверное, и есть освоение новых областей в анимации.
Донец Л., Малюкова Л. Таруса как центр русской анимации // Искусство кино. 1997. № 9.