Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Про смерть и несколько вопросов

Есть предложение: давайте думать. Мозгами.

Предупреждаю: думать сложнее, чем слушать и разговаривать. Или торговать сигаретами у метро. Или мыть стекла внезапно, но по правилам, остановившейся машине.

Не хотите думать — воля ваша. Я знаю, почему думать опасно: можно сойти с ума. Причем бесплатно.

Хвастаюсь: опыт думать у меня есть.

Я училась на Высших курсах режиссеров и сценаристов. Училась тогда, когда многое разумное было запрещено и поэтому — втройне ценно. И неповторимо. И не только потому, что запрещено. Я опаздывала на занятия каждый день (дома — маленький ребенок, основа характера — лень, любимое дело — сон и проч.). За опоздания я получала, как маленькая девочка, строгие разговоры и предупреждения. И решила отдаться занятиям.

Отдавалась три дня.

Отдаваться занятиям — это значит не просто ходить и слушать, а еще и думать о том, что говорят. О том, что показывают. Фильмы, запрещенные или ворованные тогда. Люди, запрещенные тогда. Философы, экономисты, художники. Боже, какое счастье! Через три дня думанья я заболела: оказывается, думанье — это нечеловеческая нагрузка. Видеть, слышать — счастье, да. Но если задуматься о том, что ты только что видел и слышал, если ты еще к тому же и жив — ты немедленно хочешь ответить в ответ. Ответ из простых: шизофрения. «Палата № 6». Мне повезло: я заболела просто гриппом. Он застал меня врасплох.

Когда нервов нет, а мозги гуляют по чужому, настоящему, великому, организм становится уязвимым. Любой грипп тебе — начальник.

Счастливы, наверное, люди, которые не думают мозгами о том, что происходит вокруг. Убить, наверное, в ответ легче, чем пережить молча. Убогие? Блаженные? Слишком много их что-то развелось в последнее время. Буквально — царствие небесное.

Другой ответ (вместо шизофрении и убогости).

Красивые, самые красивые, самые талантливые люди в эпоху Возрождения писали Святых, яростно скрываясь от войн и пожаров. И эпоха этих войн и пожаров была названа эпохой Возрождения потому, что люди писали Святых. Тех, кто убивал, — знают сейчас только профессионалы, которые вынуждены запоминать имена.

Зачем же убивать, убийцы?

Лучше создать. Мне так кажется.

Создать — труднее.

Трудно создавать? — Свободен.

Один ненавистный мне греческий философ сказал:

«Настоящий философ думает о двух вещах: об умирании и о смерти».

Я возненавидела этого философа еще в детстве. Не хочу вспоминать имя этого философа. И недавно поймала себя на мысли, что занимаюсь — в работе — именно тем, что он сказал, гад.

Я еще не доросла до того возраста души и мозгов, когда можно отвечать на вопросы. Я приближаюсь к тому возрасту, когда могу внятно задать вопросы.

Три вопроса для спроса: что такое смерть, любовь и время?

На один из этих вопросов мне ответил любимый, красивый, один. Единственный философ нашего, скажем, последнего пятидесятилетия — Мераб Константинович Мамардашвили. Мы были с ним на конференции в Риме, и я спросила:

— Мераб Константинович, времени — нет?

— Да!!! — заорал Мераб Константинович. И обрадовался тому, что хоть кто-то спросил его о времени.

Он знал восемь языков. Его уничтожали как философа, потому что он — не врал. Потому что думал. И писал о том, о чем должен писать человек с мозгами. Для скотов — счастье уничтожать нескотов. Уничтожали.

Идиотское слово — должен. Но Мамардашвили писал о том, о чем должен думать человек с мозгами. Он создавал мысль и выражал ее в словах, потому что люди понимают хотя бы слова. Не все, правда.

Мы договорились встретиться с Мамардашвили для того, чтобы он объяснил мне научно, почему времени — нет.

Мы не встретились. Мамардашвили умер.

Умница, философ, он сломался тогда, когда — 9 апреля какого-то года — в Тбилиси убили детей. Думаете, вы помните это событие? (Слово: «событие»!) Это было одним из первых «событий» этой первозданной Перестройки. Славной нашей Перестройки. Событие. Событие. Событие. Событие. Блядство. Зверство. Новость. Событие. Репортаж с события. Событие. Привычка к событию.

Звери убивают, чтобы защититься или защитить. Есть звери. Вернее, насекомые, которые убивают после полового акта. Самки, почему-то. (Кстати, вопрос: почему самки?) У Мераба Константиновича был инфаркт после с о б ыт и я, но он все равно нес мой чемодан в аэропорту, когда мы летели в Рим. Обратно — из Рима — нести чемодан у него сил не было.

У него был инфаркт после с о б ы т и я, хотя он был философом, который должен знать, что все на самом деле преходяще. И люди, почему-то, все равно умрут. Знал — и сломался от смерти детей.

Что это значит?

О том, что такое время, мне коротко рассказала Паола Волкова, тоже тогда одна из запрещенных преподавателей, кто мог научить думать.

Она сказала: «Время неизмеряемо».

Мне хватило этой фразы.

У меня получилось — интуитивно — довести эту фразу до абзаца:

«Время неизмеряемо. Времени нет. Время не имеет никакого отношения к Божественному. Время придумано для устрашения и оправдания. Так же, как дьявол и проч.».

Простите, что я цитирую самое себя. У меня нет в доме лекций Мамардашвили, а с Паолой Волковой я не успеваю встретиться — нет времени. Хороший парадокс? Плохой. Одному художнику в Доме Ханжонкова сообщила, что времени — нет. Он сообщил мне в ответ, что если нет времени, значит, нет пространства. И дал мне свой телефон. Телефоны я теряю. Имени художника не помню. Жаль.

Меня — жаль.

Может быть, он сказал бы мне словами что-нибудь по поводу пространства. Все равно узнаю.

На самом деле я хотела спросить у вас: что такое смерть?

Ненавижу смерть.

Ненавидеть — значит подпитывать. Тратить себя на то, чтобы эта скотина была жива и здорова.

Почему Мамардашвили умер?

Почему умер мой отчим. Владимир Иванович Рощектаев, сталевар, чистый, красивый, большой человек?

Почему умер отец моего мужа, Дмитрий Иванович Кожушаный, печник, отец пятерых детей, святой человек, с большими руками, обалдевшими от работы?

Почему надо готовиться к следующим смертям? Козлиный закон.

Почему, когда говоришь: «он умер», после паузы каждый — не врите — каждый — спрашивает: а как он умер? Легко? Слава богу.

Почему момент смерти важнее всей жизни?

Нет, конечно, потом, после паузы, спрашивают и вспоминают, как он пожил, что он сказал, что недорассказал. В чем был.

Иисус Христос молодец: воскрес. Думаю, что воскрес он не один. Просто о нем вовремя написали.

А распинали не его одного. Но Иисус — молодец.

Воскрес. Умница. Это по-нашему.

Поступок.

Не хочу писать слово «смерть» с большой буквы. Не понимаю, почему эту скотину надо писать с большой буквы?

На похоронах я была один раз в жизни.

Знаю, что все равно придется прийти еще раз. И не раз.

Чехов писал, что на похоронах всегда бывает смешно.

Я была на похоронах человека, с которым училась.

Гена, юкагир. Юкагир — это национальность, которая существует внутри чукоч. (Надо говорить «чукчей», а не «чукоч». Знаю.) Юкагиров (по рассказам, не научно) осталось на свете триста человек. Сто из них говорят на одном языке, двести — на другом. Друг друга не понимают.

Гена, с которым я училась, лежал в каком-то нарочном костюме. С какой-то свечкой в мертвой руке. На похороны приехали его родственники и друзья, юкагиры. Настоящие. Приехали, чтобы выполнить какие-то обязательные, давно придуманные условия. Почему надо что-то делать на похоронах? Наверное, потому, чтобы что-то делать. Когда что-то делаешь, становится легче, наверное.

Я слушалась и плакала и даже стукнулась лбом о стенку.

Очень жирная женщина (мозги-то не отключаются: все равно все видно) в очень красном, кроваво-красном платье, говорила громко. Ей было некогда: ей пора уходить в другой зал и опять кого-то сопровождать. Обслуга. Работа такая. Бывает. Наверное.

Она сказала, глядя на часы, то, отчего Чехов бы обрадовался:

— А теперь, Геннадий!..

(Такой-то. Фамилии называть не буду, потому что Геннадий умер от того, что пил. Умирать от запоя — нехорошо. Тоже — игрушки.)

— ...А теперь, Геннадий! Твоя страна прощается с тобой!

Красная женщина сделала знак — и с антресолей заиграли на «Ионике» Гимн Советского Союза.

Когда я училась в школе, я играла в ВИА. (Вокально-инструментальный ансамбль. Играла на «Ионике». Я мало что знаю, но если знаю что-то, то знаю. «Ионику» — знаю.) Когда с антресолей на «Ионике» заиграли Гимн Советского Союза, я стала ржать, как конь. Вслух.

Меня вывели из зала и почему-то восприняли как единственно искреннего человека. И увезли на поминки.

Юкагиры.

Я ехала и смеялась: вот лежит Гена, которого я знаю год. Который писал. Не всегда хорошо. Который влюбился в замечательную девку с курсов. Которая живет сейчас в Австралии, счастливая (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить). У Гены не было денег и зубов. У него не было нервов, потому что он — писал и не знал, напечатают ли его написанное. Написанное искренне.

И он — Гена — лежал в каком-то в чем-то, что называется «гроб». Ему пели Гимн Советского какого-то Союза. А он, оказывается, — мертвый. Его, оказывается, сейчас сожгут.

Что это значит?

Объясните мне, пожалуйста, что такое мертвый человек?

Как человек может быть мертвым?

Что такое: Гене не повезло — его сожгут. А не зароют.

Деталь: то, в чем лежал нарядный Гена, стояло под углом к дырке, куда Гена поехал по знаку женщины в красном — сгорать.

Мертвый.

Что это значит?

Условия похорон — хорошая придумка. Оказывается, что всякие похороны, поминки, девятые и сороковые дни — нужны. Зачем? Чтобы освободиться от мертвого? Чуть не забыла: надо есть изюм с рисом. Не чокаться, выпивая. Пить — можно. Чокаться — нельзя. Нажраться можно. Повезло: умер.

Через год, оказывается, можно ставить памятник на могилку. Земля осядет — можно ставить памятник.

Абсолютно независимая информация: когда какого-то известного декабриста хотели — через сто лет после его смерти — выкопать, чтобы перевезти закопать в другое место, разрыли могилку — и оказалось, что полтрупа декабриста исчезло ...ног декабриста. ...спрашивал л ю д е й: что такое? Может, его кто-то увез?

Один из д я д е к долго молчал и ответил:

— Нет. Здесь сирень посадили. А сирень очень трупы любит. Потому и пахнет.

Оказывается, сирень сожрала труп декабриста.

С тех пор я не покупаю сирень.

И все же: почему на кладбище так легко? Так чисто? Я боюсь ходить на кладбище. Дура.

Может быть, сирень права? Она живет. Она не думает.

Моя бабушка и мой дедушка похоронены вместе. С ними лежит моя тетя Зоя. Одна. Любимая.

Когда моя мама ходила на кладбище, она нашла разрытую могилу. На земле валялись черепа. Неизвестно чьи — бабушки, дедушки, тети Зои... Мамка собрала черепа и зарыла их обратно в землю. Объясните мне: что такое, когда черепа твоих родителей валяются на земле? Что такое — черепа?

Любовь, смерть, время — три штуки, которых я не понимаю.

Законные определения я знаю. У меня есть словари. Много.

Я не знаю слов, чтобы спросить то, о чем я не понимаю.

Я пишу теперь штуку (не пьесу, не сценарий — не знаю что). Штука называется «Пенальти».

Пися. Пиша. Пишуя. Я обнаружила — опять вслепую — еще одно явление. Которое еще страшнее, чем любовь, смерть и время.

Понятие называется так: игра.

Игра, наверное, то, что люди придумали, чтобы оправдывать смерть. Похороны. Жизнь. Любовь. Страсть. Поступки. Время. Футбол — игра? О!.. Этикет — игра? О!.. Слова — это тоже игра. Пока пишешь «сел», «идет» — он уже сидит и давно пришел. А зачем танцы? Что такое зеркало?

Мне сказали однажды, что, если смотреться в зеркало полчаса, глаза в глаза, можно сойти с ума. Я смотрела в зеркало, глаза в глаза, пять с чем-то минут. Хватило.

Не смотритесь в зеркало больше пяти минут.

Безумно люблю древних греков: они были искренни и не придумывали правил. Они — запечатлевали. И радовались.

Они садились в тепле на чистый зеленый луг и говорили о смерти и любви. Пия разбавленное вино. Голые.

Римляне иногда делали то же самое в бане.

В нашей бане они бы этого не делали. В нашей бане очень много некрасивых тел. В нашей бане — такое придумаешь!..

Никому никогда не отдам мою страну. Какие бы кривые ноги ни оказались у наших руководителей.

А почему ноги у руководителей такие некрасивые?

Простите: слишком много вопросов задано. Повторяюсь:

Что такое смерть? Любовь? Время? Зачем нужны условия игры? Что такое игра? Почему нужно носить колготки и смотреть телевизор? Что заменяет собою танец?

Зачем моей единственной стране нужны руководители с кривыми ногами? Зачем моей стране нужны руководители?

Я не выделываюсь. Я спрашиваю. Я не понимаю.

Один хороший вопрос есть:

— Почему же все-таки так хорошо жить?

Целая команда КВН не ответила мне на этот вопрос.

Команда пыталась — но не ответила.

Ладно. Не хотите думать — не надо.

Все равно

жду.

Надя Кожушаная.

Кожушаная Н. Про смерть и несколько вопросов // Сеанс. 2007. 10 апреля.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera