Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Несколько часов и полгода разговоров по телефону
Воспоминания Юрия Норштейна

Сначала была легенда про Надю. Я видел фильм «Нога» по ее сценарию. А моя студентка, прекрасный режиссер, Оксана Черкасова дружила с Надей. Очень много и точно рассказывала о ней, так что я был наслышан. А потом... стою я в раздевалке Союза кинематографистов и вдруг слышу сзади голос, явно обращенный ко мне: «О-о! Это мой любимый человек!!» Смотрю и почему-то сразу понимаю, что это Надя, хотя раньше мы не виделись. В-тот раз мы так и просидели весь вечер в фойе. На показ мультипликаций, который проходил тогда, и не попали. Сидели, разговаривали, пили вино. Какое странное обстоятельство: виделись мы с Надей всего один день. Да какой там день! — несколько часов. Потом полгода разговоров по телефону... Мы сразу поняли друг друга. А дальше, о чем говорить? Обо всем! Что нас окружает, какой жизнью мы живем, о работе. И не было с ней никаких реверансов. Звонила она обычно ночью, взахлеб рассказывала о своих планах и подвигах — сценарных и жизненных:

-Ой, Вы не спите?

-Надя, конечно, не сплю.

-Ах, это хорошо! А у меня...

И шел целый поток, целый разворот...

С Оксаной Черкасовой. Из семейного архива Надежды Кожушаной

В Наде меня прежде всего подкупило какое-то удивительное благородство, я бы сказал, рыцарство. Вообще, это странно: женщина — и рыцарство... А вот у нее было что-то от рыцарства ребенка. Девочки. Которая может, например, будучи совсем маленькой, защищать своего друга. В Наде была такая невероятная отвага.

Для талантливого человека нужно очень немного, чтобы сочинить драму. Таков дар поэта. Ему не нужно проживать жизнь, ему уже все ведомо, все открыто... У меня такое ощущение, что Надя и в двенадцать лет могла писать все то, что писала потом, только на другом материале и другим языком.

Мне кажется, что у Нади была свобода такого плана, когда появляется ощущение надмирности, парения. И плата за эту свободу взимается соответствующая. Во-первых, человек забирается на такие высоты, что... А еще — он начинает понимать, и в этом понимании становится свободным. И с таким ощущением ничто не может сравниться! Это же не свобода резать кресла где-нибудь в метро: мол, я получил свободу, и теперь мне все дозволено — хамить, грабить, убивать, нанимать киллеров... Тут человек становится свободен по-иному. Он становится свободен и знании, в постижении вещей. Что Надя не терпела? Предательства — на этом для нее человек заканчивался. Еще — суетность. Суетность в творчестве. К этому она могла отнестись снисходительно, может быть, даже сочувственно, — но только за пределами своей работы.

Дома Надя была прикрыта, но дело в том, что она нигде не могла быть прикрыта. Ни за какими редутами, ни при каких обстоятельствах. Поскольку неизбежность взрыва она несла в себе, и никакие прикрытия ей не помогли бы. Это — как мина замедленного действия, которую никому не дано обезвредить.

Мне кажется, мультипликация давала Наде даже большую свободу, чем кино. Мультипликация не ограничена ничем, кроме нравственности. Искусство есть только там, где сочетается реальность с фантазией, и здесь Надя не была ограничена ничем. Хотя в мультипликации сценарий — это некая штурманская карта, а не основа всей работы. Пути все равно выбирает художник-режиссер. И Надя это очень хороню понимала. Она как раз не настаивала: «это мое», «только так», «тут ты отклонился»... Она человек была в этом смысле широкий, что опять-таки говорит о ней как о человеке одаренном. А за «своих» она всегда очень переживала. Я помню, ребята мне показывали материал. Они — талантливые, поэтому с ними я был откровенен. Через некоторое время звонит Надя: «Вы моих видели?» — «Видел». — «Навешали им?..» И тут она спокойно и доходчиво, без полутонов, определила, что им нужно навешать. Она не могла быть злобной. Но Надя в момент творчества — это Орлеанская дева. В этом она, конечно, была абсолютно бескомпромиссна. Тут стоял вопрос жизни и смерти. И ничего другого. В эту топку клалось все — всю свою цепочку душевную она туда вкладывала.

О любимых людях она говорила не иначе как «мой любимый». «Мой Фрид». Фрид был для нее больше, чем учитель. Он был для нее все. Больше чем мастер, у которого она училась, — я даже не знаю, училась ли она у него? Она просто его обожала. И его судьбу. Фриду выпала такая судьба, которая сама высекала в нем — именно в нем — те искры, что в другое время, может, и не выбились бы... Вот почему, я думаю, Надя в нем любила все. Почти хрестоматийно: «она его за муки полюбила», но за муки, которые человек несет достойно, а если еще и с чувством юмора, тогда... Надя абсолютно в этом растворялась.

Надя была ребенок. Но ребенок, который покровительствует мужчинам. У меня такое впечатление, что она была сильнее мужчин. Она относилась к ним очень нежно — считала, что мужчины нежнее женщин. Манерное, поэтому мужчины ее принимали в свой круг, сами так опекали и оберегали.

Вот ведь и жизнь короткая, а все-таки Надя — счастливый человек! Она сделала то, что хотела. Она не сделала всего, на что была задумана, но то, что она могла в свои годы, она исполнила.

Норштейн Ю. Предисловие // Кожушаная Н. Прорва: [киносценарии и эссе]. СПб.: Сеанс, Амфора. 2007.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera