На одном из просмотров фильма «Нога», вспоминая постановщика Никиту Тягунова, которого уже не было на свете, она закончила: «Вам плакала Надежда Кожушаная». Надежда Кожушаная была не плакальщицей. Она была сострадалицей. Вспоминала случай из своей юности: к ним в дом пришел парнишка, вернувшийся с полуострова Даманского; его прошило автоматной очередью. Она выплакала все слезы, сострадая ему. Забросила учебу, первую любовь, чтобы ходить с ним в больницу и просто гулять. Когда отказалась выйти за него замуж, парень ее избил. С тех пор она не перестала сострадать. По своей воле «по уши влезла» в Афганистан. «У меня есть пять знакомых убийц, несколько знакомых уголовников, воров. Много алкоголиков. Большая компания “групповых насильников”. Они уважают меня, потому что я умею слушать». Не могло не разорваться сердце.
Надежда Кожушаная ушла вслед за Никитой. «Ногу» — лучший фильм об Афганистане, может быть, о войне вообще — они сделали вместе. После фильма она стала прятаться от «афганцев», которые уже считали ее своей. «Я женщина, у меня мало нервов». Она узнала слишком много, а это знание не прибавляет силы; наоборот, оно разрушает. Надежда говорила, что жива, возможно, только потому, что у нее есть дочь. Понимала, что нельзя снимать Афганистан как войну, потому что это не война, а «извращенное уничтожение детей. Наших. Тех из детей, кого не убили, сделали убийцами. Калеками. Идиотами». И как сценарист она стратегически точно выбрала прием: «чужое слово» — рассказ Фолкнера. Рассказать о событиях афганской войны и афганском синдроме на привычном языке нельзя — слова стерты либо скомпрометированы, стереотипы идут мимо сознания. Выбор обусловлен и сюжетно. Герой попадает на чужую землю, где, становясь орудием чужой воли, совершает убийство невинных людей. Там же теряет ногу. Ампутированная, «отчужденная» нога вырастает в его двойника, принявшего убийство как жизненную норму. Человеческий обрубок возводится в ранг человека.
В главной роли снимался Иван Охлобыстин под псевдонимом Иван Чужой. Но между «чужой», фолкнеровской речью и авторским контекстом устанавливаются отношения, аналогичные отношению реплик в диалоге. Автор встает рядом с персонажем, а зритель преодолевает отчуждение от фальсифицированной ситуации, ему открывают новое зрение. Фильм консультировали рядовые солдаты; Кожушаная была счастлива, что они почувствовали ее бесконечную и бессильную нежность к ним. Их имена велели снять с титров, Никиту уверили, что это «понты». Ее тогда не было в Москве, она говорила, что ни за что не позволила бы такое сделать.
Сострадание идет об руку с мудростью. Когда все с ужасом и проклятьями оглядывались в прошлое, тридцатипятилетняя женщина, встав между не понимающими друг друга поколениями, написала сценарий «Зеркало для героя» — о том, что в прошлое нельзя плевать, что нельзя судить отцов, что времена не выбирают, что у каждого времени своя правда, и это святое. В Прорве она анализирует роковое обаяние силы и бессознательный коллективный мазохизм нации. Кожушаная сама поставила документальную картину «Нежности и ласки вам, больные», снималась в эпизодах двух самых тяжелых фильмов по своим сценариям — «Нога» и «Муж и дочь Тамары Александровны», но важнее всего то, что она была самой одаренной сценаристкой эпохи перемен. Женщина, никогда не бывавшая на войне, не переживавшая тридцать седьмого года и не испытывавшая мук невостребованности, которые гложут мужчину среднего возраста, откуда-то все это знала, и именно по ее сценариям были поставлены три лучших фильма пятилетия, в которых о нас сказано, в сущности, все.
Цыркун Н. [Надежда Кожушаная] // Новейшая история отечественного кино.1986—2000. Кино и контекст. Т. 2. СПб.: Сеанс, 2001.