Простой солдат, все движимое и недвижимое которого вещевой мешок и скатка, он оказывается вдруг сказочно, баснословно богат. В нем нуждаются все: и девушка-сирота, едущая невесть куда к тетке, и безногий инвалид, и бабы в родном селе, засыпавшие его вопросами — как там. на фронте. И этот девятнадцатилетний паренек с великолепной щедростью оделяет всех своим временем, своей жизнью. Он раздает себя людям.

Это нравственный подвиг. Подвиг в том обычном человеческом, житейском, что порой считается не стоящим внимания. Правы ли были Валентин Ежов и Григорий Чухрай, поднимая эти поступки Алеши на такую высоту? Безусловно. Авторы фильма понимали все значение нравственных истин, которые хотел растоптать фашизм и которые наш народ отстаивал в войне, как и самые высокие идейные ценности. Потому что без этих простых человеческих установлений тоже нельзя жить.

Но почему же тогда солдат, почему баллада о солдате? Только ли потому, что Алеша Скворцов носил военную форму и погиб на фронте? Думается, что нет. Понятие «солдат» обретает в фильме более емкий, общий смысл. Здесь можно сказать — солдат, а можно — рыцарь без страха и упрека.

Героизм незаметного, повседневного и притом не осознающий себя, естественный как дыхание,— это, конечно, антитеза того репрезентативного, холодно-помпезного искусства, которое находило свое выражение в «Клятве» и «Падении Берлина». И эти антитезы вовсе не сводились к камерным изображениям, приглушенным тональностям, акварельным краскам. ‹…›

Демократизм, непредвзятый интерес к каждому самому обычному человеку — вот в чем сила Чухрая в «Балладе о солдате». Вот где прорезалась традиция «Молодой гвардии». Вот что определило успех лучших сцен фильма. Сосредоточь внимание режиссер только на главном герое, не было бы в фильме поразительной сцены с инвалидом. Е. Урбанский показал человека трудной, тяжелой судьбы. Он не говорит ни слова, лишь по желвакам, играющим на его широком чугунном лице, да по тому, как неловко, остервенело ставит он свои костыли, можно понять его злую, отчаянную тоску. Он не верит, что придет жена, — и до войны с ней плохо жили, а сейчас зачем я ей, калека,— но в то же время и верит, надеется, ждет. Вытянутый как струна, стоит на перроне, устремив глаза туда, откуда она должна появиться. И как постепенно пустеет перрон от встречающих, так пустеет его вгляд — не пришла. А потом истошный крик «Вася!», мокрое от слез лицо жены у него на плече и, точно порвалась струна, все смякло, дрогнуло, поползли в сторону губы, и ничего нет, кроме родных заплаканных глаз.

Ханютин Ю. Алеша Скворцов и Алексей Иванов // Предупреждение из прошлого. М.: Искусство, 1968.