Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Путешествие по Габриадзе
О художественной выставке
«Необыкновенная выставка». Музей Москвы. 2016. Фото Алексея Тихомирова © SPUTNIK

Выставка Резо Габриадзе в Театральном салоне на Тверском бульваре прошла вслед за выставками в Петербурге и Сестрорецке, но оказалась иной: от чего-то отказываясь, но и включая в нее что-то новое, другим казавшееся несущественным, сотрудник музея Марина Барская и художник Владимир Михайлов сочинили не выставочную экспозицию, а «путешествие по Резо Габриадзе», где из крупных и пустяковых работ, которые он сам откинул бы, если бы его спросили, складывался портрет этого художника, писателя, скульптора, кукольника и киношника. И стало ясно: все, что делает Габриадзе, — это не работа, не искусство, а способ жизни, сама жизнь. Здесь сочинительство — полное, вдохновенное, детское, но что бы он ни выдумал, ясно, что все это художник кроит по живому, из себя — во всем узнаются черты его лица.

На фотопортретах В. Баженова у Габриадзе круглые изумленные детские глаза, он кажется совсем беззащитным. На фотопортретах В. Плотникова — у него очень крепкая, уверенная мужская поза с грузинской победительностью и немного сумрачным взглядом исподлобья. Пройдешься по выставке и увидишь во всем, что делает Габриадзе этот двойственный взгляд: сочетание мужского и детского.

Первый зал — «Жизнь»: фарфоровые статуэтки, табличка с пространным объяснением самого Габриадзе, как его генеалогия скульптора идет от самого Родена: серьезно выведены квадратики, стрелочки — это кажется ему важным.

Вообще заметно, как в каждый момент своей жизни (и, соответственно, в каждом углу, коллаже этой выставки) Габриадзе чувствует себя другим. Если он скульптор, то ведется важный разговор о Родене, а прочее отброшено. Если он кукольник, то строит свой театр, сочиняет спектакли, сам рисует и делает кукол (постоянно убеждает и доказывает другим: кукольник все должен делать сам). Если он живописец, то забыт театр и «пожалуйста, не напоминайте мне о кино» — это давно прошло (так кино и не попало на эту выставку, лишь знакомые обрывки тем, героев замечаешь в каких-то многофигурных картинах).

Коллаж «Жизнь» в первом зале включает все: картины, скульптуры, кукол, фотографии. Вот изображение Шота Руставели (у какого грузина его нет?). Вот любимец Габриадзе — герой многих графических серий — Галактион Табидзе. Вот старый снимок, портрет жены: еще совсем юная, вся просвеченная солнцем. Вот позже — Резо с женой и сыном.

Вот Резо с друзьями — с Битовым, Жванецким. Вот Резо с Питером Бруком, вот Резо с императрицей. Картина «Вдова Нинель». Кукла «Битов» в грузинском наряде, а рядом фотография «Битов с куклой». Древняя справка, данная какой-то грузинской крестьянке: бумажки, фотографии, куклы, обрывки — все, что рассовано за жизнь по карманам, что всегда с собой, все, что скопил, задержал для памяти. Полка оформленных им книг: стремительный росчерк пера, кляксы, прыгающие буквы и — легкость, воздух. Книга Битова, где на сероватом мерцающем фоне обложки в овале — старинная фотография трех грузинок. Когда-то Габриадзе объяснял: книгу печатали в Кутаиси, там в типографии работают наборщицами тетя Маня, тетя Дуся, сами ворочают огромные тяжести, техники никакой и сделать высококачественную печать невозможно — страницы получаются то светлее, то темнее. И тогда он решил придумать такое оформление для книги, чтобы этот недостаток обернулся достоинством: пусть каждая книга смотрится как уникальная, авторская — второй такой не найти.

«Необыкновенная выставка». Музей Москвы. 2016. Фото Алексея Тихомирова © SPUTNIK

Во всем, что выставлено в этом зале притягивают подводные слои, до которых никогда не доберешься: Габриадзе все делает для «своих». Все здесь закодировано, разбросаны намеки, опознавательные словечки, и напрасно кажется, что можно приобщиться к этой замечательной компании, которой он так горд. И каждый раз сам как будто поражен: надо же, какие прекрасные и талантливые у меня друзья!

Коллаж «Жизнь» — это восхищение жизнью, изумление перед ней во всех ее проявлениях, даже перед каким-то собственным произведением (как-то раз, рассматривая свои рисунки из пушкинской серии, обнаружил: «Посмотри, у собачки пятая нога!»).

Второй зал — этот театр и живопись. Эскизы декораций, занавесов, портреты действующих лиц — печальных, большеглазых. Рядом с коллажем «Театр» стоит огромный театральный сундук, на нем по-английски написано «Кукольный театр Резо Габриадзе». Странная идея — экспонировать сундук. Вряд ли художник согласился бы на такое, но здесь сундук словно волшебная шкатулка, из которой выскакивают — только откроешь — удивительные марионетки и замирают, повиснув на стене: кепочник Миша, который сидит за швейной машинкой, как за пулеметом, печальная бабушка Домна и птичка Боря, нежнейший трагический герой «Осени нашей весны». Влюбленный принц Арчил с кинжалом и вдохновенно-безумным взором. Аза-девочка — пышногрудая и томная в школьном платьице. «А вот что с ней сделали мужчины» — та же мадам Аза с печатью древнейшей профессии. Вот Моцарт, вот Сальери — если потрогать пальцем нитку, они кивнут тебе и помашут рукой.

Посреди зала стоит «оригинальная машина для вырезания профиля» — заходи на возвышение, садись, слева горит свечка перед зеркалом, а справа, где занавеска, на которую падает профильная тень, сидит художник и вырезает, вырезает... Большущая штуковина вся густо расписана. Где-то здесь Габриадзе и себя изобразил, вырезающего профили. Шутка. Художник сам сочиняет мир вокруг себя. Даже бытовые его проявления: вот стоит чемодан для бутылок с вином, в рисунках сверху донизу. А на бутылках нарисованы этикетки.

На других стенах — живопись. Боюсь, что репродукции не смогут передать эту плывущую синеву, в которой то проявляются, то исчезают предметы, фигуры. Едва различимый нахохлившийся комок — картина «В ту ночь на голой ветке болел живот у воробья». Летящий, нежный «Храм воздуха». Тяжелый, темный «Тубдиспансер имени Ленина» — со звездами на воротах и золотым Лениным с вытянутой рукой в глубине. Потом графика. Любимые серии: «Галактион Табидзе», «Трудолюбивый Пушкин» — листы, мелко изрисованные пером с двух сторон, так, что непонятно, какой стороной их экспонировать. «Пушкин и Алонсо Безрукий». Бог знает, кто такой этот Алонсо, а Пушкин — маленький, как птичка, то отважный, ликующий, победительный, то съежившийся, печальный и тихий.

Выставка работ художника вдруг обернулась выставкой писателя. Даже поэта. В его работах есть та интимность, которая требует близкого взгляда, манит стать посвященным в эту совершенно особую жизнь, выплавленную из иронии и любви, где нет ни зла, ни сумрачности, только печаль, а еще нежность и восхищение перед тем, что у других вызвало бы насмешку или равнодушие.

Мой любимый экспонат выставки — огромная картонная рукописная книга «Цибаиш». Габриадзе имеет в виду китайца Ци Байши, но поди угадай, как и во всех его писаниях, где тут ошибка, оговорка грузина, а где фальсификация, симуляция грузинского акцента, который придает неожиданную пронзительность этим крошечным поэмам, включающим в себя целую жизнь. Страница: рисунок-текст. Рядом: по-русски и по-грузински. Или по-французски.

«Необыкновенная выставка». Музей Москвы. 2016. Фото Алексея Тихомирова © SPUTNIK

«Вчера городской ворон сильно захмелел от забродившего в мусорном ящике мусора. Ночью ветер спихнул его с дерева, и он спросонья погнался за картоном...

Учились в профучилище связи, любили Ален Делона. Поделили косынку никелированной ножницей. Черная ржавая ножница жизни разлучила их навсегда — они вышли замуж, забыли друг друга.

В конце ноября он 3 раза перелицовывал пальто. Последний раз оно застегивалось по-дамски.

Он ждал ее три часа. Конфетки в кулаке стали горячими.

Вечная любовь (по Родену)

Ходили, ходили, иногда, случайно касались друг друга локтями. В кино сидели 3 сеанса подряд. Съели мороженое. Взвесились. Расстались.

Ходили, ходили. Сходили в кино. Купили сыр. И расстались навсегда.

Ночь была похожа на выдуманную. В окне на маленькой веточке у воробья болел живот.

Если долго смотреть на табуретку, становится страшно.

Я бросил печаль в реку — она не утонула.

Смерть была маленькая — 7 миллиметров. Раздвинула траву, сказала: “Пошли”. 800 человек было на похоронах».

Годер Д. Путешествие по Резо Габриадзе // Театр. 1993. № 7.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera