Тбилиси был прекрасен. Встреча с ним долгожданна и в реальности своей превзошедшая все самые лучшие ожидания. В этом городе где-то был человек, ради которого я приехала. Он знал, что я его ищу, и искал меня в свой черед, но шли дни, а встреча не получалась. Человек этот становился какой-то загадкой, и все острее хотелось узнать, похож ли он на такого, как ты себе его представляешь по его фильмам. Он виделся тебе высоким, тонким, хрупким, с темными глазами, мечтательными и отрешенными, и почему-то в необычном костюме — то ли в высоком крахмальном воротничке, то ли в широкополой шляпе, то ли с диковинным цветком в петлице...
И вот, наконец, он. Резо Габриадзе встретил меня у ворот киностудии «Грузия-фильм» и мы пошли в зал, где шла запись шумов для фильма, который сценарист Габриадзе впервые сам ставит уже как режиссер. Мы сидели в темном зале и шепотом разговаривали, условливаясь о будущей встрече. А на экране все повторялось и повторялось одно и то же: на пустом, открытом всем горным ветрам дворе, где не было ничего, кроме черного сухого дерева и камней, все открывалась и открывалась с унылым скрипом дверь давно покинутого дома и человек десять старались, чтобы скрип этот получился так, как нужно. Позже Габриадзе показал мне этот фильм, над которым он работал вместе со своим товарищем, режиссером Амираном Дарсавелидзе, и я узнала, что это за двор в горах, и почему он покинут, и о чем скрипит эта старая, повисшая на петлях дверь. Но об этом после. А сейчас о самом Габриадзе.
Невысокий, очень крепкий, вовсе не черноволосый, и светлоглазый, в сером каком-то пиджаке и в рубашке без галстука, он решительно ни в чем не соответствовал романтическому образу мечтателя и фантазера, каким он на самом деле является. В реальности его человеческого «я», в манере говорить, в самом ритме поведения была и загадка, и манящая привлекательность чего-то совсем, совсем особого. За Габриадзе угадывался, просвечивал мир его фильмов. Они были поставлены разными режиссерами, с большим или меньшим успехом воплощавшими то, что он, сценарист, видит и утверждает.
Фильмов этих много: первый вышел в 1968 году, а в перечислении остальных сам Габриадзе неточен. Ясно только, что их — уже выпущенных и еще находящихся в работе, полнометражных и короткометражных — более полутора десятков. Назову «Необыкновенную выставку» и «Не горюй!», «Серенаду» и «Кувшин», «Белые камни» и «Родник у дороги», серию телевизионных «комических», которая снимается сейчас.
Габриадзе в этом году сравняется сорок — в кино он полных семь. А до этого было самое разное. Был мальчишка из города Кутаиси, который в пятнадцать лет выиграл спор о том, что именно он, а не профессиональный мастер-скульптор сделает самый лучший, самый похожий портрет для надгробия одного почтенного человека (потом эта история отзовется в сюжете его сценария «Необыкновенная выставка»). Был «вечный студент», перепробовавший множество факультетов -инженерно-металлургический, автодорожный, исторический, журналистский — впрочем, последний Габриадзе окончил. Были занятия скульптурой в Академии художеств и работа на стройках и на винном заводе. Еще на втором курсе факультета журналистики Габриадзе начал печататься. Потом была Москва, Высшие сценарные курсы.
Я хорошо помню, как десять лет тому назад в Москве шли толки о невероятно одаренном слушателе Высших сценарных курсов, который отличался своей удивительной «академической» небрежностью. Имя его было Резо Габриадзе.
Больше всего Габриадзе любит литературу: Пушкина, Гоголя, Стерна, античный приключенческий роман.
Резо Габриадзе не любит кино — это не поза, не фраза. Он не любит его механицизм и его спешку, его производственные сроки и его изнурительные неожиданности — нет погоды, заболел актер, в корзину пошла пленка, снятая с браком... Он мне так и сказал: «Устал от кино, хочу уйти, поухаживать за своей прозой».
«Необыкновенная выставка» — первый фильм по сценарию Габриадзе, его поставил Эльдар Шенгелая — был его, Габриадзе, дипломной работой на Высших сценарных курсах. Житейское и эксцентрическое сплеталось тут в прихотливый тонкий узор. Фильм вызвал споры, но ни у кого не было сомнений в том, что появился кинописатель редкостного, необычайно своеобразного таланта.
А потом — очень скоро! — был шедевр, снискавший мировое признание: фильм Георгия Данелии «Не горюй!». Габриадзе тут впервые поступил так, как потом поступал дважды (по тому же принципу писались сценарии «Серенада» и «Кувшин»): взял чужой сюжет — это была повесть французского писателя Клода Тилье «Мой дядя Бенжамен» — и перенес его в провинциальную Грузию, во вторую половину минувшего столетия. Эффект был поразительный!
В фильме «Не горюй!» говорилось о жизни простодушной и в то же время исполненной высокого, вечного смысла, о законах ее рождений и смертей, о смешной пустоте всевозможных претензий и о драгоценном значении любви, товарищества, деятельной доброты. Здесь вставал прекрасный образ родной страны, умеющей трудиться и пировать, комическое соседствовало тут с эпосом, житейски занимательное, смешное — с величаво философским.
Последний по времени «большой» фильм, поставленный по сценарию Габриадзе тем же Эльдаром Шенгелая, «Чудаки». Здесь Габриадзе дал полную волю крыльям своей фантазии сказочника-философа. «Чудаки» — притча о всесилии таланта, движимого любовью.
Все до единого герои сценариев Резо Габриадзе — люди из той страны, которая рождена его творческим воображением. Но все дело и все чудо тут в том, что воображение творца неизменно питается живыми соками реальности, ничто тут не выдумывается произвольно, а открывается в реально сущем как его потаенный поэтический смысл. Габриадзе умеет услышать в голосах жизни скрытую там музыку, умеет увидеть человека в какой-то неизменной единственности его быстротечного существования и в его включенности в великий круговорот бытия. А теперь о фильме, о котором я уже говорила. Это новелла, одна из трех в альманахе, где Габриадзе — сценарист всех трех и постановщик одной. Ее название «Кавказский романс».
Бешеный ритм событий — похищения, погони, перестрелки, хитроумные уловки. История о том, как шайка мрачных и необыкновенно смешных злодеев со свирепой старательностью и полнейшей бестолковостью мешает любви прекрасных юноши и девушки. Ни одного слова — все на движении, на жесте, на энергии поступков. Габриадзе определяет жанр своего фильма как пародийный вестерн, как «вестерн по-чаплински». Разумеется, любовь победит, а на долю злодеев останется забвение и тот самый унылый, плачущий скрип провисшей двери, о котором уже говорилось.
Габриадзе не любит кино... Габриадзе решил уходить... Что ж, не станем ахать и отговаривать. Будем ждать публикации его романов и рассказов. И будем ждать, когда он вернется в кино, которое он так не любит. И дождемся непременно.
Шитова В. Человек, который не любит кино // Советский фильм. 1976. № 5.