Е. М. Бабочкиной
24 августа — 2 сентября 1942 г.
Алма-Ата
Ну не знаю, с чего начинать письмо: с того, что очень скучаю без Тебя, или с того, что следует Тебя хорошенько отругать, — Ты положила в чемодан только брюки от костюма, а гимнастерки нет. Это неприятно, т. к. совсем не платят жалованья на фабрике и скоро я останусь без денег, а продав костюм, я бы как-нибудь обернулся. Постарайся переслать гимнастерку, может кто-нибудь захватит. Но в общем это неважно, и я Тебя не ругаю, а скучаю без Тебя и без девочек.
Ну, все по порядку. Во-первых, город чудесный, в него можно влюбиться. Во всем противоположность Ташкенту — чудный воздух, никакой пыли, это громадный парк, а не город, везде асфальт, хорошие дома, мало народу, никакого бандитизма, нет совсем нищих и, что главное, — это русский город. Первое впечатление очаровательное.
Поселился я в Доме Советов, у меня маленький номер (без белья, простыню дал Анджан), где стоит кровать, стол и шкаф. В этом доме живут все киношники-«середняки», в каждом номере по семье. Которые почище, живут в отдельном доме, весьма хорошем, со всякими удобствами. Которые похуже, живут на полу и на лестницах громадного Дома культуры. Это зрелище страшное. Кстати, туда же попадают все эвакуированные из Ленинграда, при мне их пришел громадный эшелон.
На другой день после приезда Художественный совет смотрел наш материал. Больших дифирамбов я не слышал никогда. Единственное отрицательное мнение было высказано Пырьевым — обо мне, ну я заранее к этому готов.
Прикрепился я к больнице, может быть, удастся наладить диетическое питание, здесь при больнице хорошая столовая. Больница эта здесь совершенно роскошная, в стиле Барвихи.
Встретил я здесь зам. директора театра Моссовета, он заговорил о том, чтоб я поступал к ним, что Завадский будет очень рад. И Завадский мне звонил, что хочет увидеться. Кстати, здесь Солодовников и назначил мне прием, я говорил с ним по телефону. Встретил здесь Целиковскую из Вахтангова, она говорит, что ехать в Омск нет никакого смысла. Зовет сниматься Трауберг, сценарий смешной, роль — голубая, раненый с завязанными глазами. Потом зовет сниматься Корш.
Казалось бы, все за то, чтоб сюда переезжать. Но есть и свои «но». Во-первых, жуткое положение с жильем, во-вторых, город обречен на то, что не будет зимой ни света, ни топлива, это несомненно.
Как Наташенька? Как ее экзамены? Уверен, что хорошо. Целую крепко мою дорогую умницу. Как моя Танюшка, мое солнышко? Как обнял бы вас ваш неудалый и неудачный папка!
25/VIII
С больничной столовой пока не выходит. Смотрел врач, сказал, что мне необходимо диетпитание, но прикрепить они не могут из-за перегрузки. Да, смотрел я «Ленинград в борьбе». Впечатление очень сильное и странное. Обязательно посмотри. Сейчас половина второго ночи, пришел с первой съемки.
28/VIII
Мое письмо уже становится дневником. Но хоть и знаю, что Ты этого письма ждешь, решил его продолжать и переслать с нарочным, боюсь, что почтой будет еще дольше, да и чтения Тебе хватит надолго.
Во-первых, я прикрепился к столовой сегодня — завтрак, обед и ужин стоят 14 р. в день, но деньги нужно вносить вперед, а достать их было негде и пришлось занять у Макаровой, а это мне очень неприятно. Едой я теперь обеспечен и должен за этот месяц поправиться.
Познакомился я здесь с Вакаром, это приятель Брянцева, он директор картины «Актриса». Дела с пленкой так плохи, что если не привезут из Америки, то все картины законсервируют. Ну, спокойной ночи, целую Тебя и девочек. Очень скучаю без вас, совершенно не приспособлен к холостой жизни.
Получил еще письмо от матери, совершенно отчаянное, пишет, что я один могу им устроить выезд из Саратова, где уже невозможно жить, И конечно, она права, и как это ни трудно, но нужно что-то делать. Говорил по этому поводу с Траубергом (он временно директор студии), и он оказался больше, чем любезен. Он сказал, что нужно их вызывать немедленно, а потом уже думать, где им жить. Дали они мне письмо в горсовет, и я сегодня был у предгорсовета, и... он мне отказал. Прописка в Алма-Ате категорически запрещена. Из моих разговоров с Завадским и Солодовниковым ничего не получилось.
На фабрике дела складываются благоприятно. И Трауберг, и Козинцев, видимо, вполне искренно хотят, чтоб я был здесь, говорят, что много будет картин и хороших ролей. А кроме того организуется театр киноактера. Это, конечно, сущая чепуха, но может есть смысл заняться этим. Худрук там Козинцев, главный режиссер — Сахновский, который сюда выслан. Сегодня я разговаривал с Козинцевым. Он предлагает, чтоб вместе с ним взялся за организацию этого дела. Я думаю, что нужно согласиться. ‹…›
Е. М. Бабочкиной
14-18 сентября 1942 г.
Алма-Ата
‹…› С «Актрисой» у меня есть сомнения, что буду сниматься. Знаешь, почему? Приехала Сергеева, она должна играть главную роль. Но Макарова роет землю, чтоб играть самой, и я боюсь, что она победит. Трауберг сегодня со мной говорил, чтоб я помог Сергеевой, что он боится, что у нее не получится и т. д. И я понял, что бороться с Макаровой он не может, что будет сниматься она. ‹…›
Катя! Обязательно пришли мне синий костюм с Босулаевым, галстуки к нему — для концертов, здесь уже осень, в сером нельзя. Да, еще новость: один павильон придется снимать в Ташкенте, но это в самом конце. А я с удовольствием очутился бы сейчас дома, я очень соскучился о Тебе, о детях и даже — о нашем жилье: 19-го у меня первая съемка «Актрисы», но я не подписываю договор, жду, когда выяснится, кто будет играть. Если Макарова, то сниматься не буду. Там у меня все сцены с ней — это ужасно.
Каждый день жду Твоего письма, ведь я здесь один, мне очень грустно. Ты должна писать мне часто, пожалуйста, моя родная!
Целую Тебя, моя родная, моя радость, единственная моя любовь! Не огорчайся моими неудачами, они естественны, у меня нет приспособлений, которыми пользуется Макарова для устройства своих дел, и вообще, конечно, с моим дон-кихотством, скверным характером и т. д. никому я сейчас не нужен. Верю только, что еще доживем до хороших дней.
16/IX
Вчера кончили павильон (уже третий), осталось еще 3, таким образом, числа 5-го кончу герасимовский шедевр и поставлю по этому поводу свечу Николаю Угоднику. Во время съемки пришла Варвара Мясникова, передала, чтобы, когда бы ни кончилась съемка, я зашел к ним по важному делу. В час ночи пришел к Васильевым. Оказывается, они сегодня вылетают в Москву, им предложено экстренно ставить «Фронт», вещь, которая печаталась в «Правде», я о ней Тебе писал, и они предлагают мне играть Огнева, т. е. самую ответственную и самую голубую роль. Задача сводится к тому, чтобы угадать того генерала, который выиграет эту войну. Я им сказал, что с большим удовольствием играл бы Горлова, это было бы интереснее, но его будет играть Жаров, это у них уже решено. Принципиальное согласие я дал.
18/IX
Ничего нового за это время не произошло. Трауберг сказал, что мне дадут комнату Дзигана в «лауреатнике», в ней 24 метра. Но он может и трепануться. Завтра первая съемка «Актрисы», но договор еще не подписал. Снимаюсь до беспамятства. Будьте все здоровы, целую.
Борис
Е. М. Бабочкиной
10-12 октября 1942 г.
Алма-Ата
Родная моя Катюша!
Спасибо за большое, хорошее письмо. Напрасно только Ты так обо всем волнуешься. Снимаюсь буквально до одури. Вчера ночью, наконец, выбрался в 2 часа в баню, а в 10 утра опять был на съемке и сейчас пишу на съемке. Кажется, я ничего не понимаю: кто смотрел материал, считают, что это что-то потрясающее. Герасимов и Калатозов трубят на всю фабрику, что я гениальный актер и т. д. Но важно, что действительно картина, кажется, получается. Герасимов и Тамара уговаривают меня обязательно лететь вместе с ними в Ленинград. И если с остальными картинами утрясу, то в конце месяца полечу.
Посылаю Тебе 2 кусочка шоколаду и немножко конфет и кастрюльку масла, — там около 2-х кг, куплено на рынке.
Бабочкин Б. Письма / Борис Бабочкин. Воспоминания. Дневники. Письма // М.: Материк, 1996.