К облику основателя этой кинематографической династии трудно что-нибудь добавить. «Живой классик», один из тех, кто стоял у истоков нашего киноискусства, автор «Депутата Балтики» (совместно с Александром Зархи) и «Дамы с собачкой» — картин, вошедших в золотой фонд не только советского, но и мирового кино. Призер самых представительных киносмотров, лауреат многих премий... Перечень эпитетов, годных для парадного портрета, можно продолжить. Однако, в каком бы жанре портрет ни задумывался, он все равно останется незавершенным. Ибо Иосиф Хейфиц менее всего похож на мэтра, величаво пожинающего лавры. Его портрет всегда в работе, потому что автор и модель сходятся тут в одном лице, в образе художника, одержимого непрерывным движением и поиском. Вспомним: «Большая семья», «Дело Румянцева», «Дорогой мой человек», «Плохой хороший человек», «Салют, Мария!», «Единственная», «Ася», «Впервые замужем», «Подсудимый»...
Не так давно Хейфиц полушутя признался, что всякий раз, приступая к новой работе (а снимает он с несуетным постоянством профессионала), он испытывает ощущение, когда весь старый опыт кажется наивным, а все правила и законы — мертвыми. Мастер, снявший свой первый кадр 56 лет назад, когда кино (буквально и фигурально) едва училось говорить, и теперь, перешагнув рубеж 80-летия, продолжает искать, сомневаться, идти на риск.
Творческая молодость — это всегда великий дар. Но не меньшим даром нужно обладать, чтобы с самых первых шагов заявить о себе как о самостоятельной личности. Этой способностью обладают сыновья Иосифа Хейфица — братья Светозаровы. Оба они — старший, Владимир, кинохудожник, и младший, Дмитрий, режиссер, — пришли к профессии не проторенной дорогой. Владимир начинал в театре, Дмитрий осваивал теорию информации, учился литературному переводу, на поприще которого открывались заманчивые перспективы. И все же оба в конце концов обратились к кинематографу. Случайность ли это? Нет, ибо пример Иосифа Хейфица и его сыновей лишний раз напоминает о разнообразии дарований человека, работающего в кино, о потребности в самых неожиданных знаниях и талантах. Хейфиц-старший, например, интересно рисует, что называется, для «домашнего пользования», прекрасно знает литературу, пишет. Сыновья тоже пишут «для себя», не для опубликования. Думается, однако, не без помощи писательских и художественных навыков глава семьи осваивал на экране сложнейший мир Чехова, Тургенева, Куприна; с точным пониманием литературы выстраивал Владимир Светозаров изобразительные решения фильмов отца, картин Динары Асановой, Ильи Авербаха, Семена Арановича. Тут за навыком проступает и масштаб личности — сообразуясь с уставом своей кинопрофессии, Владимир Светозаров умеет и до дна разглядеть замысел режиссера, и остаться при этом интереснейшим своеобразным живописцем.
«Можно долго говорить о преемственности в искусстве, — говорит младший в семье, Дмитрий, — но главное, что я перенял от отца — это отношение к работе, к тому, что кино не только ремесло или способ самовыражения, но в первую очередь способ жить, говорить о вещах, которые волнуют тебя и окружающих». В этом признании есть точное ощущение смысла творчества главы семьи, чей, в лучшем смысле, «авторский» кинематограф духовен, нравственно ясен, интеллигентен, демократичен. Есть и собственная позиция. Светозаров-младший развивает традицию по-своему. Две его работы «Скорость» и «Прорыв», сделаны зрелищно, динамично, и в то же время поднимают острые социальные, этические вопросы. Задумываясь о классике, чувствуя родство с нравственным наследием русской литературы, молодой режиссер считает необходимым говорить на языке современности, говорить именно сейчас, реализуя связь со своим поколением, с его радостями и заботами.
От отца братьям Светозаровым передалась «болезнь». Ее симптомы Дмитрий формулирует так: «Фильм закончен, сдан, но уже через несколько дней начинаешь тяготиться, а через неделю буквально сходишь с ума от безделья...» И повторяет: «Кино ведь не просто работа, кино — это жизнь».
Добротворский С. Отец и сыновья // Советский фильм. 1987. № 4.