
‹…› сценарий «Повесть о неизвестном актере» послан актерам. Персонажи, с которыми прожито в воображении все сценарное время, роли, мысленно сыгранные, ждут обогащающего своеобразия актерского воплощения.
Когда много лет назад пришло намерение посвятить фильм небольшому передвижному театру, просветителю, то призывающему к размышлениям, то несущему отдых, где спектакль как вклад в духовный мир зрителя, я все держал в памяти образ Горяева в исполнении Николая Черкасова, я все не мог отстраниться от его глубокого, разностороннего артистизма. Но его уже не было в живых.
Теперь в этой роли я представлял себе Евгения Евстигнеева. Я много видел его в театре и в кино, талант и популярность его известны, но для себя как важную грань его дарований я отметил то открытую, то подспудную смешинку в характерах, которые играет Евстигнеев.
Впервые это привлекло меня в фильме Климова «Добро пожаловать!», где актер играл директора пионерлагеря.
Для грустного образа «неизвестного актера», его тягостного осознания неумолимого поворота в своей сценической жизни необходим и врожденный юмор Евстигнеева.
Зная его неукротимую занятость, ассистенты жарко советовали пригласить других возможных исполнителей на роль Горяева и не надеяться на его безоговорочное согласие. ‹…›
А он пришел, протянул мне сценарий и спокойно сказал: «Александр Григорьевич, эта роль моя».
И в том, как актер произнес эту простую, короткую фразу, я уловил не только желание сыграть Горяева, но и настороженность: а вдруг у меня уже другое на уме, другого нашел, а «если так, буду настаивать, черт тебя (это меня) побери!» и тут легкий, сближающий нас смешок. Эх, вот такую-то разнонастроенность я и мечтаю обнаружить у актеров.
Вопрос, кому играть Горяева, был решен мгновенно, без сомнений и проб. В этом я не раскаиваюсь, хотя и признаюсь, что жесткая занятость Евстигнеева украла у нас немало драгоценных репетиционных часов.

...Счастливое то было время, когда фильм мыслился как событие не только для режиссера, но и для актера и потому, вероятно, репетиции не были любезностью, которую актер оказывал режиссеру. Спешка и усталь оставались за порогом.
На репетиции непременно присутствовала почему-то иноземно обозначенная скрипт-герл. Она тщательно записывала весь ход работы над ролью, и перед съемкой каждой сцены эта запись зачитывалась.
Помню, для репетиций «Депутата Балтики», как я уже упоминал, мы выбрали в Ленинградском Доме кино синюю гостиную, подобие квартиры профессора Полежаева. Черкасов неизменно облачался в черный сюртук и наклеивал усы и бороду, вместе с клеем хранившиеся в кармане. А ведь это был еще так называемый застольный период репетиционного времени.
Мы сразу занимались поисками и внутренней и внешней характерности Полежаева, считая, что одно крепит другое. Как говорил Мейерхольд, «мастерство — это когда что и как приходят одновременно».
Зархи А. Мои дебюты. М.: Искусство, 1985.