Я знаю, что многие не приняли его прочтение Толстого. ‹…› Тогда Зархи был одним из первых, кто осмелился по-новому, по-своему взглянуть на классику в кино. ‹…›

Александр Григорьевич — тот человек, который открыл мне глаза. ‹…› Увидела, что Анна — и не трагедийная героиня, и не жертва страсти. Это существо какого-то третьего порядка, до Зархи никем у Толстого не увиденное. Это свободная человеческая душа, это птица, пойманная в силки любви. Поэтому на первом плане для меня были не жесты, не слова, а глаза... ‹…› Помню, как Гриценко мучился, что не тот это Толстой, к которому он в театре привык. Как они искали с режиссером свою концепцию роли Каренина — вызывающую, с этой особой походкой, шамканьем, ломаньем рук... Может быть, и не все у нас получилось, но не увидеть, какие за всем этим свежесть и глубина режиссерского замысла, по-моему, нельзя.

Самойлова Т. Александр — созерцатель [Интервью Игоря Семиречинского] // Культура. 1993. 20 февраля.