Когда Александр Григорьевич пригласил меня работать над фильмом «Анна Каренина», я очень испугался. Еще бы, он был мэтром, классиком, крупным режиссером — я же к тому времени снял всего три картины. Среди них были «Чистые пруды», сделанные в объединении Александра Григорьевича на «Мосфильме». Видимо, именно по этой работе Зархи меня заметил и пригласил к себе.

Я до сих пор помню, что первым чувством был страх. В то время на «Мосфильме» снимали «Войну и мир», и я со стороны наблюдал за всеми сложностями этого гигантского кинематографического процесса, которые меня очень настораживали: я чувствовал, что и меня ожидает то же самое в большой и серьезной постановке Александра Григорьевича, и не был уверен, что справлюсь. Ведь я был совсем молодым оператором и настолько боялся работать с классиком, что пошел в дирекцию киностудии и сказал, что наотрез отказываюсь снимать картину. Объяснил, что, дескать, боюсь провалиться, боюсь оставить о себе плохое впечатление и тому подобное. В дирекции меня с удивлением выслушали и посоветовали не торопиться с решением, подождать. Сейчас я прекрасно понимаю, что если бы тогда упорствовал и настаивал на своем, то это было бы громадной ошибкой в моей жизни, которую я никогда не простил бы себе. В конце концов — была не была — я согласился.

Хотя мы с Зархи были людьми разных поколений, никакой дистанции между нами не было. Материал картины был невероятно трудным, но работа над ней была нам в радость. А для меня лично самым главным оказалось присутствие Мастера, его внимание, его участие. Я учился у великих художников — у Тиссэ, у Москвина. Но съемки с Зархи были удивительны. Он постоянно поражал меня. Все было свежо, артистично и вдохновенно. Работу с ним я могу сравнить разве что с первой любовью.

Сам Зархи был крайне заботлив. Во мне по молодости лет было много азарта, а он все время по-отечески опекал меня, сдерживал, когда это было необходимо. Я прошел настоящую профессиональную школу, в которой многое узнал, которая дала объем, наполненность моему творчеству. Потому, наверное, что кино Зархи — это большое кино. Мощное, быть может, даже величественное. И для меня, молодого оператора в самом начале творческого пути, оказалась бесценной «высота» Зархи — образец высокого творчества и профессионализма. Ведь мне потом приходилось снимать по две-три картины в год, и школа Зархи чрезвычайно помогла.

Записала Е. Истомина

Калашников Л. Школа Зархи [Записала Е. Истомина] // Искусство кино. 1997. № 12.