Все события и почти все герои сохранены. Событий даже, кажется, больше, чем нужно для односерийной картины. Словом, фильм пунктуально следует за романом, даже за буквой его. А встреча с большим искусством не состоялась.
Почему?
Обратим внимание на два, казалось бы, проходных эпизода.
Первый. Дима и Галя одни на морском берегу. Они возятся и шалят, как в былые школьные годы. И вдруг оба чувствуют — нет больше школьника и школьницы, есть юноша и девушка, их первое трепетное чувство. И вот на экране — внезапно покрывшееся бурными волнами море — подсказка недогадливому зрителю, что забурлили страсти героев.
Второй эпизод, в ресторане. Нелепо и глупо оборвалась юношеская любовь Димы и Гали. Дима проиграл в карты, напился, набезобразничал. Галя обиделась и уехала в такси с неизвестным актером. По ночной узкой улочке бредет Дима. Если говорить красиво, отгорел праздник любви. На мостовой Дима видит сморщенный, отлетавший свое воздушный шарик. И поддает его ногой...
Перед нами две кинометафоры. Что ж, — они плохи? Да. Плохи тем, что лежат на поверхности, примитивны, это уступка дурному вкусу и т. п. Но тут не просто два слабых эпизода, которые можно было бы вырезать и тем самым спасти фильм. Ибо за этими кадрами — художественная позиция. Она, эта позиция — в какой-то странной невесомости изображаемой жизни, в банальности художественных приемов.
Ради чего трое юнцов и девица вдруг помчались из старого московского дома по прозванию «Барселона» куда-то в Прибалтику? В романе это едва ли не самое сильное место. Юные герои «Звездного билета» нетерпимы к ханжеству, скуке, банальным нравоучениям, наконец, просто к мещанству. Своеобразным протестом против обыденщины и стала их поездка. Взрослые не верят в самостоятельность, силу, мужество юных? Хорошо же, мы им докажем, мы пойдем «в люди» — вот смысл происходящего в романе. Младшие братья не хотят получать все разжеванным, требуют права на свою юношескую ответственность, хотят сами, пусть порой и ошибаясь, дойти до истины.
«К чему эти сложности, — как бы говорит нам фильм “Мой младший брат”. — Какие там проклятые вопросы, мучающие молодежь? Просто мальчики захотели повеселиться». И вот — три мушкетера, три милых советских мушкетера с простым советским Д’Артаньяном во главе отправились за приключениями. Именно за приключениями, а не за жизнью. И они пускаются в легкие и приятные авантюры, в которых совсем не обязательно участвовать уму и сердцу зрителей.
Вот наши герои в Таллине. Мальчики влюбляются. Мальчики перестраиваются. Алик плачет, услышав Баха, хотя поклоняется джазу. Девочка кокетничает с окружающими и изящно «закруживается» сама... Уроки жизни? Да, пожалуй, — но только это какая-то невесомая жизнь, где все очень быстро «устраивается». Скажем, вот жулики, фарцовщики, тунеядцы. Но достаточно одного удара кулака семнадцатилетнего Димы, чтобы жулик не просто упал, а перелетел через свою заграничную малолитражку (жулик у нас, конечно, ездит только на импортных автомашинах!). Легкомысленную Галю соблазняет ловелас-актер. Это довольно безвкусно было описано в романе. В жизни такие события иногда оборачиваются трагедией. В фильме это совсем не драма — это скорее происшествие... ‹…›
В романе очень плохо было рассказано о жизни героев среди рыбаков. Увы, этим бледным страницам книги полностью соответствуют пустые кадры в рыболовецком колхозе. Чего только тут не происходит! Дима бросается в воду и плывет к мине, а вот нам... не страшно. Все выглядит каким-то невсамделишным, кажется, что и сами авторы картины не заражены драматизмом минуты. Или другой столь же внешне драматичный эпизод. Сейнер, на котором плавает Дима, слышит сигнал бедствия и, рискуя сесть на мель, идет на помощь. Но во всем происходящем нет жизни, ибо эпизод дан как некая иллюстрация логического тезиса — тогда, с миной, было неразумное мужество, а теперь мужество сознательное, которое должно пробудить в Диме нечто благородное (и пробуждает — он шлет Гале радиограмму со словами любви и прощения).
Иллюстрации. Иллюстрации к роману. Движущиеся и разговаривающие, но, увы, — только иллюстрации.
В фильме есть и старший брат. Его играет талантливый артист Олег Ефремов. Но боже, как бесстрастно иллюстративны все сцены в научном институте, каким ветром равнодушия веет от них! Вряд ли требовательный режиссер О. Ефремов принял бы у себя в театре «Современник» такую холодную работу актера О. Ефремова.
Огорчает игра Л. Марченко. Ведь даже изображая девичье легкомыслие, нельзя играть легкомысленно. Не веришь игре актрисы ни в мелочах, ни в главном. Ведь скажем, шутливый театральный экзамен, который держит перед приятелями Галя, произнося одну и ту же фразу на разные лады, — все это сделано без единой художественной находки. Слова — «хорошие вы собаки» — все три раза звучат одинаково бесцветно! Не веришь, когда артистка, рисуясь, среди морских волн произносит нечто выспренное... Не веришь и горю Гали, когда она рассказывает Диме о своем падении, потому что не ощущаешь за словами артистки глубокой бури души.
Думается, что лучше всех справился со своей ролью Олег Даль, играющий Алика. У него есть и юмор, и обаяние, и какая-то непосредственность, свои краски. Исполнитель роли Димы Александр Збруев показал себя талантливым актером, во многом убедительно решившим образ своего героя.
Нет, конечно же, в фильме есть и хорошие сцены. Да и как же могло быть иначе, когда картину ставил такой художник, как А. Зархи.
Скажем, любовная сцена Гали и Димы ночью на улицах Таллина — интересна и режиссерски, и актерски, и оператор А. Петрицкий проявил себя тут с лучшей стороны. Несомненно, каждый запомнит простую, но трогающую за сердце мелодию, обрамляющую фильм, равно как и те немногие музыкальные фразы, которые с большим тактом ввел в фильм композитор Микаэл Таривердиев.
Кузнецов М. Старшие и младшие // Советский экран. 1962. № 23.
‹…› повесть «Звездный билет» и повесть «Мой младший брат» — разные вещи. А фильм «Мой младший брат» — это не экранизация, а имитация повести «Звездный билет». Что значит имитация? Вот что. Имитировать — это значит изобразить, уйдя от сути. Представить, не исказив, но и не раскрыв.
Со «Звездным билетом» у кинематографистов могли быть самые разные отношения: книга, как известно, спорная. Но в фильме А. Зархи нет следа никаких сложностей в определении своей точки зрения на прозаический оригинал. Зато здесь есть целая система опущений.
Опущено прежде всего то, что мы называем контрапунктом.
Пусть фильм начинается закадровым голосом Виктора, чтобы закончиться закадровым голосом Димки, все-таки основной и, подчеркиваем, единственный здесь, художественно и идейно-решающий — чей-то третий голос. Не авторский голос «Звездного билета». А голос все того самого умудренного, доброжелательного, терпимого, уверенного во всем наперед старшего дяди. Это, так сказать, дядин фильм.
Отсюда немолодая добродушность картины. Ну зачем столько спорили вокруг этих ребятишек? С ними же все понятно: молодо-зелено, перемелется- мука будет, быль молодцу не в укор... Сколько хочешь пословиц!
Ну конечно, лучше, если бы они поехали в Прибалтику в организованном порядке. Но и так хорошо.
Есть в фильме одно, честное слово, прямо-таки символическое расхождение с повестью. Расхождение в сущей мелочи, расхождение совершенно бессознательное: в повести Димка пьет газировку из автомата и ходит за хлебом с хлорвиниловой сумкой- а на экране его обслуживает пожилая тетенька у тележки и на его руке болтается плетеная нитяная авоська.
Чепуха, конечно. Чего придираться? Но сразу стирается эта постоянная аксеновская метка «увидено сегодня». Это стирание пройдет потом по всему фильму.
Сотрется метка «почувствовано сегодня» с отношений мальчишек и Галины. Уничтожится вот эта точность баланса внутри компании, где вокруг одной трое или четверо во всех градациях их влечений и отталкиваний. В повести Галка «никакая» не личность. ‹…›
‹…› Зархи смутился, стал искать красок там, где самая типичность, к сожалению, в том, что красок, в общем, нет. И вот появились мечтания Гали о золотой рыбке счастья, словесно выраженные тревоги на морском берегу — будет ли она поймана, золотая. Появился монолог о Вероне и тоска о высокой любви, которая, оказывается, свойственна и этой циничной на вид девушке... ‹…›
В повести чрезвычайно важны отношения двух братьев. Важны равно для каждого из них. Нельзя сказать, что в фильме эти отношения не важны. Но весь смысл их в конечном счете в том, что положительный пример старшего брата воздействует на Димку. А так как положительных примеров перед Димкой в фильме предостаточно, Виктор вынимается из общего действия поразительно легко. Из повести «Звездный билет» Виктора исключить невозможно, потому что у Аксенова нет воздействия одного героя на другого — старшего на младшего, а есть их сложное взаимодействие. Димка Виктору такой же пример, как Виктор Димке. Между ними идет до обостренности тонкая нравственная взаимопроверка. И не случайно Виктор начинает свой «бунт» в институте после того, как вырывается в свое странствие за независимостью Димка. ‹…›
Вообще Димку и его приятелей у Зархи то похлопывают, поощряя, то пошлепывают, воспитывая. Та готовность, умилительная готовность, с какой ребята подставляются под эти пошлепывания, самым резким образом отделяет их от героев «Звездного билета» — те весьма нетерпимы ко всяким воспитательным посягательствам. А тут они так за все благодарны... «Такие, как он, и должны вкручивать нашему брату», — с побитым видом говорит Димка о капитане сейнера, на котором он служит коком. Не то «простите», не то «извините» жалобно говорит он строгому усатому сторожу, когда тот закрывает перед ним ворота завода. Зависть к нашедшим себя рабочим париям, которые ушли туда, за ворота, есть, пожалуй, и у аксеновского Димки. Но станет он ее выказывать, как же! А уж принижаться? Никогда. ‹…›
Да, Аксенов пока не знает, что будет с его героями. Но они его не пугают, во-первых, и он за них все-таки не боится, во-вторых. С такой авторской, позицией можно не соглашаться, но она ясна. ‹…›
А. Зархи не вмешивается в этот спор. Он просто незаметно для самого себя, но очень заметно для зрителя меняет героев. Он опускает в их поведении все, что может родить беспокойство или скомпрометировать: сберегает Гале ее девичью честь, меняет смысл ее последней встречи с Димкой — вообще делает ребят покладистее, мягче, наивней, приятней. Его желание все сгладить доходит до того, что, скажем, «роковой соблазнитель» киноактер Долгов-фигура, вообще-то написанная Аксеновым удивительно слабо, — уравновешивается в фильме положительным образом другого «киношника», вполне добропорядочного...
Шитова В. Девять фильмов одного года // Искусство кино. 1962. № 11.