Елена Зонина: Все знают, что приемные экзамены в Школу-студию МХАТ — тяжкое испытание. Не действует «телефонное право», не помогают увещевания и просьбы. Какие требования вы предъявляете абитуриенту?
Олег Табаков: Первое и главное — талант. Дар, который невозможно ничем заменить.
Второе. В молодых должно присутствовать сознание собственного несовершенства. Как правило, они плохо знают, откуда они, где их корни, им не хватает культуры. Я постоянно убеждаю ребят что со временем, если они будут к этому стремиться, то смогут стать людьми интеллигентными. В России понятие «интеллигентность» всегда трактовалось особо. Оно включало (и включает) не только высокий образовательный ценз, но и — что особенно важно — способность сострадать сопереживать тем, кому живется хуже, чем тебе. Свойство по нынешним временам довольно редкое, но сознание того, что его надо обрести, может стать толчком, позволит двинуться в нужном направлении.
Третье. Важно научиться работать ‹…›
Е. З.: С чего же начинается воспитание будущего артиста?
О.Т.: С планомерного каждодневного труда, с внедрения в юные головы мысли, что только ты сам можешь себя совершенствовать. Научить нашей профессии нельзя, научиться — при желании — можно. Для этого необходимо прежде всего уметь трезво оценить самого себя, свои силы и возможности. Вот самоанализу, самокритичности я пытаюсь учить своих воспитанников.
Е.З.: Удалось ли вам что-нибудь сделать для облегчения жизни студентов?
О.Т.: Самые одаренные учатся бесплатно. Понимаете, если я вижу, что студент талантлив, я корыстно, можно сказать — шкурно заинтересован в том, чтобы он продолжал учебу — на самых удобных для него условиях. Для остальной части студентов образование платное.
Е.З.: Почему ваши студенты так удачливы? Вы их как-то особенно учите?
О.Т.: Мы просто занимаемся посильной реализацией мечты В. И. Немировича-Данченко, которая укладывается в три слова: «школа-студия — театр». Нередко студенты уже со второго курса играют в театре на улице Чаплыгина. Сейчас это Марьяна Шульц, Сережа Безруков, до этого — Женя Миронов, Володя Машков. Примеров много... ‹…›
Я не ревную к успеху своих учеником. Более того. Кайф, который я ловлю от их удач, несравним с тем, который получаю от собственных. Мое честолюбие — это гарантия, что я смогу уйти вовремя. Когда человек держится за служебное кресло, за место на сцене, это свидетельствует о недостаточности честолюбия. А оно — двигатель прогресса. Знаете, как я определяю это качество? Невозможность сделать хуже, чем уже однажды сделал при максимальном напряжении сил. Профессионал обязательно должен быть честолюбив, должен обладать чувством собственного достоинства, чрезвычайно важным компонентом творчества.
С годами, когда актер сполна овладевает секретами профессии, он становится как бы кентавром: и лошадь, и погоняла одновременно. Я обязан показать высокий результат действий этого гибрида, иначе просто плюну сам себе в физиономию. Но ради Бога, если мои ученики смогут, пусть, выйдя на сцену, сделают лучше, чем я, и я уступлю им место.
Е.З.: Вы так говорите, потому что знаете: подобное вам не грозит.
О.Т.: А кто знает, может, и грозит — все переменчиво. Мне в августе будет 60, оформлю пенсию и еще лет пять — если пойму, что нужен — буду готовить младших к «наследованию престола». Важно только понять, смогут ли они, даже самые талантливые, заботиться о других так же, как заботятся о себе.
Табаков О. Научить нашей профессии нельзя... [Интервью Елены Зониной] // Экран и сцена. 1995. № 21. 1-8 июня.