Первая роль молодого артиста — студент Миша. Роль небольшая, эпизодическая. Только один раз появлялся он на сцене и надолго приковывал к себе внимание зрителей. Угловатый, застенчивый, в стареньком, оставшемся от довоенного времени лыжном костюме и непомерно больших, грубых башмаках, приходил он на именины к Монастырской. Как и Антонина Николаевна, Миша — ленинградец. Значит, по обычаям военного быта эвакуированных, друг и помощник в беде.

Сквозь толстые стекла очков добрые близорукие глаза Миши смотрели на окружающих как-то особенно доверчиво и искренне. Мишу не взяли на фронт, и чувство своей ответственности за победу обострено у него до предела. Миша почти не знает Монастырскую. Но ему кажется, что все люди, и особенно ленинградцы, думают теперь только о разгроме немцев. Именно поэтому он предлагает столь неуместный в компании спекулянтов и карьеристов, собравшихся у Монастырской, тост за Победу...

Любовь и какое-то особое пристальное внимание зрительного зала герой Табакова завоевывал сразу. И этому помогало не только природное обаяние артиста. В исполнении Табаковым крошечной роли Миши отчетливо слышалась звенящая нота бескомпромиссности, категоричного неприятия любой несправедливости.

В следующей постановке «Современника» — «В поисках радости» В. Розова — Табакову была поручена роль пятнадцатилетнего Олега Савина.

Роль нравилась артисту и поначалу казалась удивительно легкой, «все его сложности без труда укладывались в мои сложности, вся его коротенькая жизнь укладывалась в знание моего детства, в собственные невзгоды, тревоги и радости, — вспоминает Табаков.

— Что же остается? выходи на сцену — и пой, как поется! Ведь его голос — твой голос, его незрелость — твоя незрелость, его порывы — твои порывы...

Репетировал пьесу Олег Ефремов... Ефремов стал придираться ко мне буквально с первого дня. Его всегда раздражает, когда что-нибудь дается легко; он чувствует в этом подвох, будущий неуспех или дешевый успех, что одно и то же. Он заставлял меня на каждой репетиции заботиться не о том, как будет играться тот или иной кусок, а что я хочу сказать в этом эпизоде, сцене. И чем дальше мы раскапывали, чем больше я мучился и сомневался, количество моих познаний о моем герое переходило в качество сценического рассказа о нем...»

Олег Савин в исполнении Табакова был натурой мечтательной, пылкой и впечатлительной. Он писал стихи, бредил романтическими приключениями и путешествиями, мечтал о необыкновенной любви. И в то же время Табаков всячески подчеркивал обыденность, неисключительность своего героя. ‹…›

В спектакле «Два цвета» А. Зака и А. Кузнецова Табаков играл Бориса Родина — молодого юриста, человека преуспевающего, честного, порядочного, но удивительно равнодушного. Рядом с пылким и нетерпимым ко всякой несправедливости Шуриком—И. Квашой Борис Табакова поражал своей внешней благопристойностью, под которой скрывались человеческое равнодушие, эгоизм. Его Борис как-то особенно ходил, осторожно ступая. Говорил необычайно ровным, размеренным тоном, был и предельно аккуратен и подчеркнуто вежлив. Но за всем этим виделась такая внутренняя пустота, холодность, бесчеловечность, что герой Табакова вызывал то же чувство неприятия, что и Глухарь с его компанией. Он был того же, что и они, цвета.

Поиски новых средств выразительности привели артиста к комедийным, острогротескным новым ролям. Еще учеником Школы-студии Табаков сыграл небольшой отрывок из «Ревизора». Тогда его Хлестаков не стал, вряд ли мог стать, законченным характером, но он давал ясное представление о комедийном даровании студийца. Скупой на похвалы В. О. Топорков высоко оценил эту работу, предрекая Табакову будущее комедийного актера. Как показало время, он не ошибся. Табаков с успехом играет роли такого плана, стремясь выявить в них авторскую мысль, определенную социальную характеристику, правду жизни.

В пьесе Е. Шварца «Голый король» Табаков выходил на сцену в двух очень разных ролях — дирижера и повара. И если круглолицый повар Табакова был, в сущности, фигурой драматической, человеком, вечно трясущимся от страха, униженным и задавленным кукольным королевским режимом, то дирижер — это характер трагикомический. Пьяный дирижер нелепо размахивал руками, стараясь уловить ритм непослушного оркестра, обреченно и неистово пытался удержаться в равновесии. Во всем его облике была какая-то сумасшедшинка, которая не столько смешила зрителей, сколько настораживала, заставляла думать о том, как бесчеловечна и жестока действительность этого сказочного королевства, очень похожего на всем памятный Третий рейх.

Роли дирижера и повара давали Табакову бездну возможностей для импровизации, и актер умел этим воспользоваться. Так, дирижер, когда его схватывали жандармы, всякий раз успевал взять свой узелок. И всякий раз пантомимическая сцена с узелком игралась артистом по-разному. То он был здесь суетлив и развязен, то мрачно озабочен, то как-то странно радостен. Даже столь мизерная удача — успел взять узелок! — приносила человеку радость.

Способность актера к импровизации еще больше помогла ему в роли пана Ковалека из комедии В. Блажека «Третье желание». Маляр Ковалек — обыватель жадный, цепкий, воинствующий, ненавидящий людей. Когда Ковалек прислушивался к рассказу Петра, он заранее был настроен недружелюбно и агрессивно. Это его привычное отношение к окружающим: сначала неприятие, а потом уже можно и вникнуть в смысл того, что говорится или делается.

Однако все менялось, когда Ковалек понимал, что люди могут ему пригодиться, что он зависит от них. С необычайной угодливостью он старался быть приветливым и вежливым в доме Петра. Но хамская его натура то и дело проглядывала сквозь маску умиленного и тихого парня, натянутую Ковалеком на себя. А как страшен был герой Табакова в тот момент, когда он вдруг с необычайной ясностью понимал, что все его старания напрасны: «волшебный старичок» обманул его надежды, и никогда, никогда не осуществится ни одно из его желаний. А желаний у него много, и все они сводятся к одному — разбогатеть, получить как можно больше материальных благ, затратив при этом как можно меньше усилий. ‹…›

Поиски эксцентрики привели Табакова к еще одной интересной работе. В пьесе В. Аксенова «Всегда в продаже» Табаков сыграл три роли: продавщицы Клавы, лектора Клавдия Ивановича и фантастического Главного интеллигента. Когда Табаков появлялся в женском костюме, с накрашенными губами, поначалу зрители не узнавали популярного артиста. Потом, узнав, аплодировали ему за веселую трансформацию. Но это было только началом маленького и удивительно емкого сценического рассказа. Продавщица Клава игралась Табаковым не только как веселый эпизод с переодеванием — это была злая сатира, жестокое осмеяние тупости, жадности, хамства.

Лектор Клавдий Иванович — другая ипостась того же человеческого характера. Он также откровенно циничен и груб по отношению к нижестоящим и угодливо льстив с начальством. Он демагог и невежда. Табаков особенно подчеркивал эти черты своего героя.

А Главный интеллигент был уже поистине фантасмагоричен. Черты продавщицы и лектора гиперболически укрупнялись, вырастали до огромных размеров в этом хаме, обладавшем влиянием и силой. Любопытно, что, если в образах продавщицы и лектора артист прибегал к очень ярким средствам сценической выразительности, здесь он был предельно скуп, он как бы пунктиром намечал то, о чем зритель должен был догадаться сам. ‹…›

В «Балладе о невеселом кабачке» Э. Олби братец Лаймон Табакова — маленький уродец, хромой и горбатый, замученный жизнью — поначалу ищет всего лишь тихого пристанища. А далее Табаков раскрывает его душевную ущербность. Почувствовав свою власть, братец Лаймон становится злобным и деспотичным. Сказочно меняется герой Табакова. Понуро опущенная голова его поднимается, движения становятся уверенными, даже горб как будто распрямляется. Вокруг братца Лаймона все приходит в движение, он — центр внимания в городке.

Но появляется новая фигура, привлекающая всеобщее внимание, человек, много испытавший и видевший. И снова братец Лаймон меняет свое поведение. Теперь он уже не кумир и властитель, а только жалкий подражатель «сильному человеку». Снова униженно поникла голова, исчезли визгливые командирские ноты в голосе, жалкой, неуверенной становится походка.

Роль братца Лаймона потребовала от актера высокой техничности, отточенного мастерства, подлинного искусства перевоплощения. Актер сумел показать, как жестока, бессмысленна капиталистическая действительность, где всем правит золото и ценность человека определяется его наличным капиталом. Враждебная человеческой природе, она рождает в людях только одно стремление — властвовать над ближними.

Мастерство, по мнению актера, — это «не только комплекс усвоенных ремесленных навыков, но и степень заряженности температурой страны и эпохи; собственная жизнь, насыщенная наблюдениями, знаниями, эмоциональностью, прожитая так, а не иначе. Ты имеешь право выйти на сцену только в том случае, когда материал роли накладывается на твое желание что-то отвергнуть в жизни или — и это самое главное — что-то утвердить».

Фенина С. Олег Табаков // Театральная жизнь. 1969. № 2.