Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Отказ от актерского «шармерства»
Олег Табаков о своем Обломове
«Несколько дней из жизни И. И. Обломова». Реж. Никита Михалков. 1979

Поскольку в 1979 году у меня, наверное, не будет возможности поработать в кино, ибо придется заниматься дипломными спектаклями курса, который я веду в ГИТИСе, то я решил до этого насниматься вдоволь.

Во-первых, принял приглашение сыграть роль Людовика XIII в телефильме режиссера Г. Юнгвальда-Хилькевича «Три мушкетера». Мне было интересно разобраться в том, что представляет собой ординарный человек на вершине власти, каково ему сознавать, что его «премьер-министр» — кардинал Ришелье — умнее, а он не может изменить что-либо.

Во-вторых, взялся за совсем иную роль: академика Крамова в девятисерийном телефильме режиссера Виктора Титова по роману Вениамина Каверина «Открытая книга». Крамов мне представляется своеобразном личностью: ни в масштабности, ни в обаянии, ни в уме ему не откажешь, да и в таланте, пожалуй, тоже. Но этот человек, я бы сказал, продал душу дьяволу за право решать судьбы других людей, предал свой талант за право распоряжаться чужими. Он — личность, не лишенная увлеченности и даже азарта в своем темном деле. В конце этот человек приходит к краху, у него не остается никого и ничего: умирают близкие, предают клевреты, выпадают волосы и зубы, одним словом, к финалу фильма он становится почти развалиной, и это своего рода плата за бессмысленно прожитую жизнь.

Но самая главная среди моих сегодняшних ролей — конечно, Обломов. Работа над этим образом началась уже давно и как бы исподволь. По сути дела, абрис Обломова возник в наших предварительных разговорах с режиссером Никитой Михалковым еще во время съемок «Неоконченной пьесы для механического пианино», и мысли о герое, думаю, останутся с нами независимо от того, что получится в результате на экране.

Пока для меня ясно одно, что результат этот должен оказаться необычным по отношению к моим последним работам. Первые же месяцы съемок потребовали полного отказа от актерского «шармерства», от игривых актерских приемов. Жизнь состояла из поисков и сомнений — сомнений в том, имею ли я вообще право играть эту роль, попыток уйти от привычного, внешне довольно броского, порой нарочито рельефного актерского рисунка, которому я был привержен, ради решения иных сложных психологических задач. Надо сказать, что это творческое движение отвечает моей внутренне назревшей потребности найти для себя новые пути в актерском искусстве.

Давно, со времени выпуска спектакля «Не стреляйте в белых лебедей» (а это было два с лишним года назад), у меня еще не было таких серьезных сомнений (говорю это без кокетства)- смогу ли я, имею ли право играть Обломова.

Обломов — пожалуй, один из самых неоднозначных героев в русской литературе, о котором не существует единого устоявшегося мнения. Будучи школьниками, детьми, мы представляли его лежащим на диване в грязном, засаленном халате, и дальше этого представления дело обычно не шло.

«Несколько дней из жизни И. И. Обломова». Реж. Никита Михалков. 1979

А ведь Обломов — фигура трагическая. С течением времени само понятие «обломовщина» менялось, и сегодня оно воспринимается нами во всей сложности, противоречивости. Для меня, например, бесспорно, что в образе Обломова фокусируется проблема ответственности человека перед дарованным ему талантом. Ведь если талант не помножен на жизненную активность, время, отпущенное человеку, попросту уходит сквозь пальцы и остается лишь щемящее чувство горечи, пустоты. Не только у самого человека, но и у людей, его окружающих. Так, герои, живущие рядом с Обломовым, переживают его духовное умирание, ибо гибнет ум незаурядный, гибнет душа, богатая тесной своей связью с родной землей. И для нас принципиально, что ценности этой земли резко отличаются от ценностей земли иной, на которой вырос Штольц. Хотя я лично не стремлюсь, да и не мог бы выяснить, кто прав в диалоге Штольц — Обломов, потому что я сам — Обломов, чувствую и понимаю лишь его правду и его неправоту.

Вполне может быть, что привел меня к этой роли случай, но с Гончаровым я встретился гораздо раньше, когда сыграл Александра Адуева в «Обыкновенной истории» — этом суховатом романе, который, к сожалению, набирали петитом в наших хрестоматиях, но который несет в себе поразительно современные проблемы, глубоко исследует некоторые грани русской национальной истории. Уже тогда я ощутил свою приверженность прозе Гончарова. И, думаю, это не случайно. Льщу себя такой надеждой, что я актер русский. Я часто думаю о том, что каждый национальный характер имеет особенности, и, чтобы выразить их, необходимо в себе самом, и только в себе находить какие-то внутренние созвучия.

Оценивая Обломова как героя во многом для меня лирического, мы предприняли довольно рискованную попытку совсем отказаться от традиционного в этом образе гротеска и использовать только пастельные краски. Если хотите, мы трактуем образ Обломова как образ русского Гамлета, по-своему решающего дилемму: быть или не быть, жизнью расплачивающегося за избранный им путь бытия. А это для меня как раз и непросто.

Я никогда не хотел играть Гамлета. Полоний, или Розенкранц, или Гильденстерн привлекали меня как актера в гораздо большей степени. То есть мне никогда не была близка открытая героичность, требующая не столько «игры», сколько внутреннего сопереживания герою, даже отождествления себя с ним.

Но вот оставлены до лучших времен все те заостренные средства выразительности, которыми я сегодня владею. Похоже, что играешь на скрипке, когда тебе вместо трех струн дана лишь одна — самая главная, самая важная. И тут начинаешь рассказывать о самом больном, сокровенном — о себе. Может быть, нескромно так говорить, но ведь труднее всего говорить о себе, и тут уже не станешь ни визжать, ни хихикать. Да и возраст не тот — мне сорок три года.

Одним словом, бойкость сменяется застенчивостью. Хотя вообще-то я остаюсь сторонником четкого и яркого актерского языка, мне уже немыслимо надоели «певцы душевных тайн» — не только потому, что это делается многозначительно и с авантажностью, заслуживающей другого применения, но еще и потому, что я люблю играть — это самое прекрасное занятие на свете... Это движение от себя к герою, который чаще всего далеко от нас, но если его достичь, то явится нечто третье: не сам актер и даже не тот характер, который был выписан па бумаге, а некое единство, синтез — образ.

Табаков О. Трудное знакомство с Обломовым [Интервью вела Л. Букина] // Искусство кино. 1979. № 4.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera