Поскольку в 1979 году у меня, наверное, не будет возможности поработать в кино, ибо придется заниматься дипломными спектаклями курса, который я веду в ГИТИСе, то я решил до этого насниматься вдоволь.
Во-первых, принял приглашение сыграть роль Людовика XIII в телефильме режиссера Г. Юнгвальда-Хилькевича «Три мушкетера». Мне было интересно разобраться в том, что представляет собой ординарный человек на вершине власти, каково ему сознавать, что его «премьер-министр» — кардинал Ришелье — умнее, а он не может изменить что-либо.
Во-вторых, взялся за совсем иную роль: академика Крамова в девятисерийном телефильме режиссера Виктора Титова по роману Вениамина Каверина «Открытая книга». Крамов мне представляется своеобразном личностью: ни в масштабности, ни в обаянии, ни в уме ему не откажешь, да и в таланте, пожалуй, тоже. Но этот человек, я бы сказал, продал душу дьяволу за право решать судьбы других людей, предал свой талант за право распоряжаться чужими. Он — личность, не лишенная увлеченности и даже азарта в своем темном деле. В конце этот человек приходит к краху, у него не остается никого и ничего: умирают близкие, предают клевреты, выпадают волосы и зубы, одним словом, к финалу фильма он становится почти развалиной, и это своего рода плата за бессмысленно прожитую жизнь.
Но самая главная среди моих сегодняшних ролей — конечно, Обломов. Работа над этим образом началась уже давно и как бы исподволь. По сути дела, абрис Обломова возник в наших предварительных разговорах с режиссером Никитой Михалковым еще во время съемок «Неоконченной пьесы для механического пианино», и мысли о герое, думаю, останутся с нами независимо от того, что получится в результате на экране.
Пока для меня ясно одно, что результат этот должен оказаться необычным по отношению к моим последним работам. Первые же месяцы съемок потребовали полного отказа от актерского «шармерства», от игривых актерских приемов. Жизнь состояла из поисков и сомнений — сомнений в том, имею ли я вообще право играть эту роль, попыток уйти от привычного, внешне довольно броского, порой нарочито рельефного актерского рисунка, которому я был привержен, ради решения иных сложных психологических задач. Надо сказать, что это творческое движение отвечает моей внутренне назревшей потребности найти для себя новые пути в актерском искусстве.
Давно, со времени выпуска спектакля «Не стреляйте в белых лебедей» (а это было два с лишним года назад), у меня еще не было таких серьезных сомнений (говорю это без кокетства)- смогу ли я, имею ли право играть Обломова.
Обломов — пожалуй, один из самых неоднозначных героев в русской литературе, о котором не существует единого устоявшегося мнения. Будучи школьниками, детьми, мы представляли его лежащим на диване в грязном, засаленном халате, и дальше этого представления дело обычно не шло.
А ведь Обломов — фигура трагическая. С течением времени само понятие «обломовщина» менялось, и сегодня оно воспринимается нами во всей сложности, противоречивости. Для меня, например, бесспорно, что в образе Обломова фокусируется проблема ответственности человека перед дарованным ему талантом. Ведь если талант не помножен на жизненную активность, время, отпущенное человеку, попросту уходит сквозь пальцы и остается лишь щемящее чувство горечи, пустоты. Не только у самого человека, но и у людей, его окружающих. Так, герои, живущие рядом с Обломовым, переживают его духовное умирание, ибо гибнет ум незаурядный, гибнет душа, богатая тесной своей связью с родной землей. И для нас принципиально, что ценности этой земли резко отличаются от ценностей земли иной, на которой вырос Штольц. Хотя я лично не стремлюсь, да и не мог бы выяснить, кто прав в диалоге Штольц — Обломов, потому что я сам — Обломов, чувствую и понимаю лишь его правду и его неправоту.
Вполне может быть, что привел меня к этой роли случай, но с Гончаровым я встретился гораздо раньше, когда сыграл Александра Адуева в «Обыкновенной истории» — этом суховатом романе, который, к сожалению, набирали петитом в наших хрестоматиях, но который несет в себе поразительно современные проблемы, глубоко исследует некоторые грани русской национальной истории. Уже тогда я ощутил свою приверженность прозе Гончарова. И, думаю, это не случайно. Льщу себя такой надеждой, что я актер русский. Я часто думаю о том, что каждый национальный характер имеет особенности, и, чтобы выразить их, необходимо в себе самом, и только в себе находить какие-то внутренние созвучия.
Оценивая Обломова как героя во многом для меня лирического, мы предприняли довольно рискованную попытку совсем отказаться от традиционного в этом образе гротеска и использовать только пастельные краски. Если хотите, мы трактуем образ Обломова как образ русского Гамлета, по-своему решающего дилемму: быть или не быть, жизнью расплачивающегося за избранный им путь бытия. А это для меня как раз и непросто.
Я никогда не хотел играть Гамлета. Полоний, или Розенкранц, или Гильденстерн привлекали меня как актера в гораздо большей степени. То есть мне никогда не была близка открытая героичность, требующая не столько «игры», сколько внутреннего сопереживания герою, даже отождествления себя с ним.
Но вот оставлены до лучших времен все те заостренные средства выразительности, которыми я сегодня владею. Похоже, что играешь на скрипке, когда тебе вместо трех струн дана лишь одна — самая главная, самая важная. И тут начинаешь рассказывать о самом больном, сокровенном — о себе. Может быть, нескромно так говорить, но ведь труднее всего говорить о себе, и тут уже не станешь ни визжать, ни хихикать. Да и возраст не тот — мне сорок три года.
Одним словом, бойкость сменяется застенчивостью. Хотя вообще-то я остаюсь сторонником четкого и яркого актерского языка, мне уже немыслимо надоели «певцы душевных тайн» — не только потому, что это делается многозначительно и с авантажностью, заслуживающей другого применения, но еще и потому, что я люблю играть — это самое прекрасное занятие на свете... Это движение от себя к герою, который чаще всего далеко от нас, но если его достичь, то явится нечто третье: не сам актер и даже не тот характер, который был выписан па бумаге, а некое единство, синтез — образ.
Табаков О. Трудное знакомство с Обломовым [Интервью вела Л. Букина] // Искусство кино. 1979. № 4.