Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Портрет на стене
О дружбе с Сергеем Эйзенштейном

14 апреля Эйзенштейн через океан говорил по телефону с учеником и другом Джеем Лейдой (разговор организовали по случаю премьеры в США первой серии [«Ивана Грозного»]); Лейда вспоминал: «Когда я спросил о второй серии, он довольно бесцеремонно прервал мои расспросы и переменил тему». 6 июля письмо Москвину: «Сижу в Кратово, подыхаю от жары и от сожаления не видеть Вас здесь. Набираю сил на сердечную поправку и жду не дождусь, когда возобновится тернистый наш общий путь». Письмо имело постскриптум: «Прилагаю образец терния (фрагмент из моего венца)»; в конверт вложена сухая веточка розы с шипами; на конверте: «Андрею Николаевичу Москвину. Открывать очень осторожно». Настраиваясь на общий путь с Москвиным, Эйзенштейн разрабатывал замысел цветового фильма «Москва 800». Помнил он о Москвине, и занимаясь теоретическими проблемами цвета. В конце 1946 года сделаны записи на тему «цвет и рефлекс», прямо связанные с Москвиным, 19 марта 1947-го он прочел во ВГИКе лекцию о цвете и музыке в «Грозном», в свою последнюю ночь работал над статьей о цвете; последняя написанная в ней фраза: «Поэтому я вкратце изложу тот процесс, которым, в частности, строился цветовой эпизод в картине „Иван Грозный“»...

У Боратынского есть строки: «Душа певца, согласно излитая, / Разрешена от всех своих скорбей...» Разрешения, освобождения от скорбей «излитием» их в фильме у Эйзенштейна не было. В сентябре 1947-го записано: «...самоуничтожение через гибнущего сына (Исаака) — от Степка в „Бежином луге“ до Владимира Андреевича в „Грозном“ — оба трагичны по судьбам картин as well [также]». 23 января 1948 года ему исполнилось пятьдесят.
28-го пришла телеграмма от Москвина: «Сожалению не мог своевременно вспомнить тчк Нежностью поздравляю прошедшим двадцать третьим Сергием». Пунктуальность Москвина в таких вещах была хорошо известна Эйзенштейну; при его суеверии он мог посчитать «поздравляю прошедшим» за дурное предзнаменование. В конце января Ростислав Юренев рассказал Эйзенштейну, как чуть не подрались студенты-операторы ВГИКа, решая, кому идти на практику к Москвину — на пересъемки «Грозного». Вот реакция Эйзенштейна: «Какие пересъемки? Неужели вы все не понимаете, что я умру на первой же съемке? Я и думать о „Грозном“ без боли в сердце не могу!» В начале февраля приехал в Ленинград Станислав Ростоцкий, ученик Козинцева и Эйзенштейна, передал Москвину привет от учителя. Последний... В ночь с 10 на 11 февраля — новый инфаркт, Эйзенштейн умер.

Москвин узнал об этом от Козинцева, которому позвонил Тиссэ. Утром 12-го он был в Москве. В квартире на Потылихе долго стоял у широкой тахты, на которой лежал как будто уснувший Эйзенштейн. Попросил у Перы Аташевой на память его старую меховую шапку (есть легенда, что шапку он украл; выглядит это романтичнее, но было иначе). 13 февраля в 13 часов — гражданская панихида. «В первый раз, — вспоминал Ростоцкий, — я увидел Москвина, который не смог скрыть своих чувств, свое потрясение.... он стоял в стороне от других, в стороне от официальной скорби, от слез и соболезнований.... в его глазах за толстыми стеклами очков жила какая-то почти детская обида за страшную нецелесообразность, проявившуюся в этой смерти».

14-е — день рождения Москвина. Вечером он пришел на Гоголевский бульвар к Аташевой, не застав ее, написал записку:

Милая Пера
Спасибо за все
Для меня все кончилось вчера
Это очень страшно
Постараюсь уехать сейчас
Если не удастся, зайду завтра после 12
А. Москвин 14/11 48

Он был невероятно сдержан в проявлении чувств, записка — свидетельство его потрясения. Он потерял друга, цену которому знал лучше, чем кто-либо иной... В марте Аташева попросила его по свежим впечатлениям написать об Эйзенштейне, о работе с ним. Он ответил: «О писании статьи не думаю. Ведь то, что напишется, никому не следует, собственно говоря, читать, а писать другое ни к чему и не умею».

Михаил Булгаков сказал, что духовное общение с близким человеком после его смерти не проходит, напротив, может обостриться. Духовное общение Москвина с Эйзенштейном не прервалось, все получило теперь новый масштаб для сравнения. В день пятилетия со дня смерти Эйзенштейна он написал Аташевой: «...сидел дома в довольно мрачном настроении. Не помогла даже четвертинка отборного коньяка. Уж больно противно сравнивать существующих с Ним...» Москвин делал все, что мог для памяти об Эйзенштейне. В 1955 году, истратив до последнего рубля постановочные за «Овода», заказал литую бронзовую доску с именем Эйзенштейна и датами его жизни и установил на временном памятнике. Много позже, когда Москвина уже не было, на могиле поставили новый, мраморный памятник. Старую, уже и не нужную, доску вмонтировали в мраморную плиту как знак памяти о дружбе двух великих художников.

В феврале 1948-го, вернувшись из Москвы, он сам с любовью напечатал большой фотопортрет Эйзенштейна и повесил над тахтой, на которой спал. Это был единственный портрет на стенах его комнаты...

Бутовский Я. Андрей Москвин, кинооператор. Издание 2-е. М.: Эйзенштейн-центр, 2012.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera