В ленинградских газетах появилось объявление, что на роль девушки Вальки в фильме «Чертово колесо» ‹…› требуется блондинка лет двадцати.
Какой в городе поднялся переполох! Сотни «Валек», блондинок натуральных и крашеных, приходили «наниматься в актрисы». Мальчики (режиссерам фильма Г. Козинцеву и Л. Траубергу вместе еще не было сорока пяти лет!) с важным видом выбирали себе исполнителей. ‹…›
Через неделю Козинцев сказал мне по телефону буквально следующее:
— Придется, Людмила, вам взяться за это грязное дело и изобразить нам Вальку. Больше некому!
Я оцепенела.
— Но я же не блондинка, я русая и не стриженая...
— Это дело поправимое. ‹…›
— Ну-с, Людмилиха, — сказал оператор Андрей Москвин (он до самой своей смерти не изменил этого ко мне обращения), — придется вам переменить цвет волос. Глаза у вас серые, светлые, а волосы «никакие». Для экрана цвет платиновой блондинки невыразителен...
А я-то так гордилась необычным цветом волос и размерами косы!
— Придется выкрасить вас в вороную масть, — категорически заявил Москвин.
— Мне не идут черные волосы...— заикнулась я.
— Вам не идут, мне подходят. Не мне, а экрану.
— Нe буду красить!
— Если хотите сниматься, будете, я упрямый. Хотя, знаете что? Красьте в темно-рыжий, на пленке будете черная.
Рыжие волосы в те годы были в большой моде, и я скрепя сердце согласилась.
Лучший в то время дамский мастер Борис на Литейном проспекте преобразил меня за два часа ‹…›.
Прихожу на студию. Козинцев, Трауберг и Москвин оглядели меня и одобрили. Москвин буркнул:
— Подходяще. ‹…›
Очень много снимали в саду Народного дома, на аттракционе «американские горы». Съемки начинались чуть ли не на рассвете и продолжались до темноты. Помню: Андрей Москвин бесстрастно крутит ручку камеры, стоя на взлетающей и ныряющей вагонетке.
Семенова Л. Жизнь сначала... // Жизнь в кино. М., 1971.
Когда вопрос о постановке «Чертова колеса» был решен и съемочная группа сформирована, дело оставалось за оператором.
Как и откуда появился этот скромный, молчаливый молодой человек в очках, я не помню.
Но факт остается фактом — оператором по картине «Чертово колесо» был утвержден некий Москвин, Андрей Николаевич.
Так тихо и как-то незаметно вошел в нашу семью наш старший брат — Андрей Москвин.
Старший не по возрасту — он был так же молод, как и мы все, — не по значительности своего положения как оператора, но по своим недюжинным способностям, творческим масштабам.
Козинцев и Трауберг сразу нашли с ним общий язык, и их творческое содружество крепло с каждым днем.
«Чертово колесо», «Братишка» были сняты безукоризненно.
«Шинель» по Гоголю — была уже не просто удача. Здесь Москвин проявил себя как подлинный художник, передавший на своем необыкновенно выразительном языке основной замысел Козинцева и Трауберга.
Образ фильма — темная, непроглядная ночь, в которой, одинокий, бьется и гибнет луч света. ‹…›
‹…› в «СВД» — я никогда не забуду четкой графики кадра, снятого с верхней точки черного строя солдат на фоне чистого, белого снега; гофманианы изломанных, движущихся теней игорного дома; луча света, прорезавшего непроницаемую черноту ночи, с силуэтом часового на его фоне; и опять зловещей графики орудий, готовых к бою. ‹…›
А многие ли знают, что Москвин первым попытался в «Новом Вавилоне» провести съемку на так называемом рире — то есть на фоне демонстрируемого на экране изображения, когда актер благодаря этому техническому приему оказывается снятым как будто и в самом деле в Египте, никогда в жизни там не бывав, или на Северном полюсе, или как Жан на фоне Парижа, оставаясь в павильоне киностудии.
Правда, этот первый эксперимент оказался не настолько удачен, чтобы его можно было использовать в фильме — тут была необходима синхронность движения проекционного и съемочного аппаратов, чего по техническим причинам в то время достичь было невозможно, но идея этого способа съемки родилась у Москвина вон еще когда! Задолго до того, как рирпроекция заняла прочное место в арсенале технических средств трюковых и комбинированных съемок.
Соболевский П. Приготовились, начали! // Из истории Ленфильма. Вып. 2. Л.: Искусство, 1970.