Первые три года тему о гражданской войне пытались опошлить: стандартные положения, абсолютно неподвижная «казенная идеология», одинаково кладущиеся краски («белые» — черные, «красные» — розовые) безвозвратно губили материал.

На четвертый год началась реставрация, омоложение: первый обновитель — Роом со своей «Бухтой смерти». Теперь — Протазанов с «41-м».

Собственно говоря, это Лавренев первый вспомнил, что в гражданской войне участвовали не только массовики, но и люди, не только «классовый подход», но и человеческие страсти. Эти страсти попытался экранизировать Протазанов.

На фоне больших событий — даже невидных — разворачивается маленькое происшествие. Кроме снарядов и ружейных выстрелов фильм вооружен еще психологией: столкновением двух идейных мировоззрений — белогвардейца-офицера и девушки-партизанки. На весах их взаимоотношений, кроме любви, — классовая вражда.

И вот тут — кажется: рассказсильнее фильма. Сложная психология переживаний героев, так изумительно-рельефно переданная у Лавренева, не выпуклилась на экране. Типы чуть-чуть изменились — и к худшему, в сторону смягчения их социальной силы (поручик Говоруха-Отрок). И когда Марютка пытается бросить идейный вызов белому офицеру о «правде», то это смазывается и проходит бесследно.

Но за всем тем остается сильная интрига, прекрасная игра артистов — Ада Войцик, Коваль-Самборский, Штраух. Фактор, хорошо взятая аппаратом экзотика песков и вообще замечательная операторская работа.

Поэтому смело можно сказать, что «41-й» — отличная, хорошо доходящая до зрителя картина.

«Сорок первый» // Рабочий и театр. 1927. № 14.