Евгений Марголит: На мой взгляд, в 1920-е годы — это одна из самых глубоких и точных картин о гражданской войне по деталям, по уровню трагизма, по ощущению ее именно как войны гражданской. Если мы введем в этот параметр зрителя, параметр аудитории — многое увидится иначе. Становится понятно, что язык Протазанова не менее гибок — особенно в 1920-е годы — чем язык, допустим, фэксов. Просто он другой и предназначен для другой аудитории. Протазанов не может себе позволить выпустить продукт без адресата. ‹…›
Сергей Каптерев: По поводу фильма «Сорок первый». Для меня это, пожалуй, одно из самых важных произведений на данный момент. Оно входит в мой канон. Мне кажется, этот фильм во многом отражает позицию или, скорее, положение Протазанова. Я говорю о фильме как о тексте, оторванном от автора. Не знаю, вкладывал ли сам Протазанов туда то, что вижу я в его фильме — но я считаю, что его фильм намного точнее, чем «Сорок первый» Чухрая. Чухрай работал в другой обстановке и не мог до конца прочувствовать то, что чувствовал Протазанов, у которого было полное понимание преимущества порядка перед партизанщиной. То, что, в конце юнцов, мы видим и в «Томми», — почти презрительное отношение к толпе партизан и вполне положительное, симпатизирующее отношение к армейской казарме, в которой находятся англичане-интервенты. «Сорок первый» может восприниматься как еще более сильный, более точный образ этого противопоставления: армия — русская армия, которая гордилась своей аполитичностью, но еще до 1917-го года в силу обстоятельств была брошена в политику, — в данном случае предстает как система, побеждающая партизанщину. Партизанщину как серьезное явление. Мне кажется, здесь Протазанов открывает свое отношение не к Советской власти, а к конкретному символу традиции. Потому что армия, когда она боеспособна и действует, сохраняет традицию. Не помню, кто сказал, что самое страшное — восстановить армию после того, как ее разрушили. Собственно говоря, мы видим это сейчас — в той же самой стране. И поэтому «Сорок первый» является для меня сверхобразом отношения Протазанова к новаторству — так сказать, к новаторству социальному. Может быть, даже в чем-то и к новаторству формальному. Ни в коем случае не хочу сказать, что он не авангардист, но в данном фильме он показывает себя именно человеком, гордящимся традицией.
Ирина Гращенкова: Можно напомнить вам одну неприятную деталь? Тоже касается «Сорок первого». Когда благородный белый офицер, поевший мяса, тайком вытирает пальцы о зипун партизана. Деталь очень запоминающаяся! Вы, наверное, просто ее забыли, Сергей.
С. К.: Нет, я ее трактую по-другому.
И. Г.: А как? Это интересно. Как можно трактовать такое маленькое свинство?
Владимир Забродин: То, что он вытирает грязные пальцы о зипун, никак его не дискредитирует. Обо что-то же надо вытереть. Он вытирает о то, что ему попалось. Понимаете? Это чистый прагматизм ситуации. ‹…›
С. К.: Заметьте, что я не анализировал текст намеренно. Да, армия может совершать страшные поступки, и она их совершает — в силу того, что является армией. И человек, который представляет офицерство, может это сделать. Но я говорю о других вещах — о том, что смотрится как система законченная и что смотрится как система, предположим, враждебная художнику… Хочу еще раз подчеркнуть, что я рассматриваю этот фильм как символический текст. И не говорю о Протазанове как авторе.
Петр Багров: На мой взгляд, проблемы, поставленные Протазановым в этом фильме, лежат абсолютно в другой плоскости. Да, есть партизаны (вполне, кстати, симпатично показанные), но даже это не столь важно. Есть Говоруха-Отрок, принадлежность которого к русской армии важна исключительно для фабулы. Но сюжет я вижу в другом. Моя идея исходно «украдена» у Марголита, но дальше я ее развиваю сам. Смотрите, вот фильм Чухрая с красавицей Изольдой Извицкой — переливаются пески, за кадром все время поют детские голоса. Хорошая картина, я не пытаюсь ее осмеять — просто это романтическая мелодрама времен «оттепели», очень характерная. У Протазанова же фильм начинается с того, что появляется отталкивающе-отвратительная Ада Войцик (красивая женщина, между прочим), которая что-то жует и сплевывает. Это существо — не то мужчина, не то женщина — занимается тем, что отстреливает белогвардейцев и считает, сколько убито. Ермолов очень странно ставит свет. Она какая-то вся каменная, как камни вокруг. Там камень, а не песок, что важно, хотя один кадр переливающегося песка есть — значит, и Ермолов, и Протазанов умеют так снимать, просто им это совершенно не нужно.
Но вот Марютка и поручик оказываются на острове. Забавная вещь — есть сцена, когда они промокли и должны высушить одежду. Они садятся перед огнем, раздетые по пояс. Спиной к зрителю (все-таки цензура!) и лицом друг к другу, потому что они друг друга не стыдятся, как два мужика. А затем она показана в юбке. Все время была в штанах, а стала в юбке. Это не подчеркивается никак, нет ни укрупнений, ничего. Но если присмотреться — она стала женщиной. И Ермолов уже по-другому ставит свет. И дальше — совершенно другая Ада Войцик, ее героиня под действием любви стала женщиной, которая должна любить, рожать детей, а не отстреливать кого бы то ни было: белых ли, красных…
И в самом конце, когда она все-таки стреляет в поручика, — и Нея Зоркая, и Наум Ихильевич описывали финал, на мой взгляд, неверно. Она стоит не «подбоченившись», вовсе нет — она поднимает заплаканное лицо, и оно у нее каменеет. И становится таким же каменным, каким было в начале, таким же каменным, как эти камни на фоне. У нее был шанс стать человеком, стать женщиной, но она его упустила. Стала опять бойцом. Фильм про это. А партизаны Протазанова, по-моему, ничуть не раздражают, равно как и не прельщает белая армия. У него есть и сцена с карикатурными белогвардейцами, между прочим, абсолютно в духе какого-нибудь 1918-го года, даже поражающая отсутствием вкуса. Очень маленькая, буквально на минутку.
С. К.: То есть вы хотите сказать, что он не понимал конфликта, в результате которого попал вначале в эмиграцию, а потом вернулся?
П. Б.: Просто здесь его не это интересовало. Может, и понимал, но «Сорок первый» не про это.
С. К.: Я как раз считаю, что именно в «Сорок первом» Протазанов показал, что он это понимает.
Протазанов и авангард. Круглый стол в НИИ киноискусства 9 ноября 2007 г. // Киноведческие записки. 2008. № 88.