Советский период оставил по себе населению «мифологическое понимание» почти всего на свете. Множество тем и сюжетов плотно связаны воедино в романе Александра Солженицына «В круге первом». Фильм Глеба Панфилова пока затронул не все (да это, верно, и немыслимо на экране). Темы сходятся в попытке Глеба Нержина (как помним, прототип его — сам писатель) понять историю русской революции, все ее «точки разрыва, точки возврата». В его призвании «когда-нибудь проникнуть в самую Большую и самую Главную тюрьму страны — и там найти следы умерших и ключ к разгадке».
Один из ключей — штурмовщина в подготовке «новой элиты». Такая же, как в инженерной работе «шарашки», когда малограмотный министр МГБ приговаривает выполнить десятилетний труд за год. И рапортовать!
Планку образовательного ценза сломали об колено в 1920-х. Не случайно идет через весь роман тема крайне слабого, сугубо назывного представления «вольняшек» при власти — что о герцах, что о Герцене, что об Эпикуре.
Теперь в таком же мерцающем, назывном тумане мифа мы видим свое недавнее. Сталина в том числе. И здесь подтвердилась истина: «Прошлое — пролог».
Тем более что книжные тиражи в России сейчас — ниже тиражей 1910-х. ‹…›
В 2004-м Солженицынская премия (литературная по сути) была присуждена телефильму Владимира Бортко «Идиот» с Евгением Мироновым. Помню церемонию вручения: кажется, самую взволнованную за семь лет жизни премии. Создателей фильма наградили за возвращение интереса — не к конкретному тексту, но к миру, стоящему за этой книгой.
Жюри Солженицынской премии было право и прозорливо. За «Идиотом» пошли в прорыв «Мертвые души», «Мастер и Маргарита», «Штрафбат»…
Все эти ленты растягивают поле осмысления. Учат заново думать нацию, у которой тиражи настоящих книг упали за 15 лет от миллиона до тысячи.
И наш XX век, конечно, первое и важнейшее, что необходимо обдумать.
Всем, кого русская рулетка судьбы определила не в «Россию погибших и нерожденных» — численностью 137 миллионов человек. А все же в Россию живых — численностью 142 миллиона душ.
Не Соловецкому камню нужно это осмысление. (И уж тем более не тому британскому шпиёнскому камню, под которым общественные организации доныне деньги берут!)
Оно совершенно необходимо нам — чтобы найти «точки разрыва». И избежать точек возврата.
Малюкова Л. Многоточие между точками разрыва и возврата // Новая газета. 2006. № 7.
Именно в данном случае прием «не фильм по мотивам, но именно экранизация» отчеркнут и даже обнажен до предела. Это первый сценарный опыт в биографии нобелиата, более того, писатель станет «закадровым голосом», по сути, исполнителем одной из ролей, правда, особой — воплощением инстанции «голос Автора» в долгожданном проекте. ‹…›
Кандидатура Евгения Миронова на главную и являющуюся альтер-эго прославленного писателя роль узника ГУЛАГа Глеба Нержина была предложена самим автором. Съемки начались уже в сентябре того же, 2004 года. Были проведены две экспедиции: в дальнее Подмосковье, где снимали «шарашку», этот как бы «тепличный» филиал ГУЛАГа для особо ценных специалистов, и на Валдай, где реконструировали «ближнюю дачу» Сталина. Плюс съемки в павильонах «Мосфильма» (там воспроизводили неповторимый исторический колорит той же «шарашки» и Лубянки), в Звенигороде, собственно в Москве… Панфилов, неизменно отдающий предпочтение «проверенным кадрам», пригласил на проект многих, с кем работал в разные годы. Продолжено сотрудничество с оператором Михаилом Аграновичем (первый опыт — «Романовы…»), художниками Анатолием Панфиловым (сын режиссера, работавший с ним на «Романовых…» и ранее на фильме «Мать» по Горькому) и Константином Зубрилиным (после «Романовых…» он получил весьма лестное приглашение участвовать в создании «Турецкого гамбита») — их общие достижения на поле ретростилистики несомненны. «В круге первом» стал седьмым фильмом Панфилова, музыку к которому написал Вадим Биберган. Наконец, это восьмой фильм Панфилова в кинобиографии Инны Михайловны Чуриковой, вернее, «восьмой с половиной» (в «Романовых…» ее актерское присутствие ограничилось озвучанием роли императрицы Александры Федоровны). А вот для Дмитрия Певцова, сыгравшего роль дипломата Володина, еще одного протагониста романа, это вторая работа с режиссером после давнего успеха в «Матери» (за эту роль Певцов получил премию «Феликс» — актерское достижение, в нашей стране никем более не повторенное), равно как и для Ксении Качалиной, сыгравшей цесаревну Татьяну в «Романовых…». Но тем не менее неоспоримо: и в этом материале любой выбор Панфилова — это возвращение к своим героям, к нравственным коллизиям и историческим типажам, давно его волновавшим. Однако сейчас это возвращение может перейти на «второй круг», открыть много нового в тех темах и сюжетах российской истории, к коим он приближался многие годы.
Машкова А. Панфилов отправил всех по второму кругу // Культура. 2006. 26 янв. — 1 февр.
В России это первая постановка солженицынской прозы, справедливо считающейся трудной для экранизации, однако иностранные кинематографисты уже прибегали к произведениям живого классика и нобелевского лауреата. Американский телесериал «В круге первом», общей продолжительностью часа в три, был снят в 1991 году на московской натуре и выпущен с жанровым определением «триллер». Американцы, относящиеся к великой русской литературе с традиционным трепетом, задействовали в своей страшилке про ужасы сталинизма тяжелую актерскую артиллерию: например, демонизацией сталинского образа занимался театральный корифей Ф. Мюррей Абрахам (обладатель «Оскара» за роль Сальери в «Амадее»), а Абакумова изображал переигравший весь шекспировский репертуар Кристофер Пламмер.
Отечественный пиетет к писателю Солженицыну носит несколько менее натужный характер, и задачи как следует напугать зрителя Глеб Панфилов явно не ставил… ‹…›
Дискутируют персонажи книги «В круге первом» практически непрерывно, обсуждая смысл жизни вообще и своей тюремной жизни в частности. Эти разговоры составляют «мясо» романа, и как его приготовить, под каким соусом подать — одна из главных проблем для постановщика. Хорошо было бы сварить из этого мяса концентрированный бульон, то есть в принципе переписать диалоги в более лаконичном ключе, сохраняя их философскую суть, но понимая, что у персонажей десятисерийного сериала не будет столько времени выговориться, как в пятисотстраничной книге. Однако перерабатывая роман в сценарий, Александр Солженицын пошел по другому пути, выбирая те или иные наваристые куски текста и вкладывая их то в уста героев, то в свой собственный закадровый комментарий.
И если пояснения от автора звучат вполне уместно и по существу, то содержание разговоров воспринимается порой с трудом, особенно когда спорщики начинают сыпать эрудицией и историческими аналогиями. Между тем в сериальном формате достаточно было бы простых, но эффективных риторических приемов, и порой они встречаются. «Неужели и в тюрьме нет человеку свободы? А где ж она есть тогда?» — спрашивает весельчак Прянчиков (Евгений Стычкин), и в книге, только начавшей разгоняться, этот риторический вопрос повисает без ответа, но в сериале тянуть некогда. «В душе», — бросает кто-то угрюмый и тем самым мгновенно резюмирует нравственный мессидж романа, к которому герои приходят ценой многих часов мучительных споров до хрипоты.
Маслова Л. Разговорчики в аду // Коммерсантъ. 2006. 31 января.
Пожалуй, главное, за что российские зрители, безусловно, должны поблагодарить Глеба Панфилова, так это полное отсутствие в фильме компьютерных спецэффектов, без которых теперь вроде бы стыдно выходить на экран. Припоминая их печальную роль в сериале «Мастер и Маргарита», превратившемся в результате в обычную телепостановку, можно предположить, что их отсутствие в «Круге первом» — уже достижение.
Галкина М. В круге первом ада // Парламентская газета. 2006. 27 янв.