Эта лента создана на основе известной пьесы «Прошлым летом в Чулимске» Александра Вампилова, которую, между прочим, он первоначально хотел назвать по имени главной героини, девушки из сибирского поселка, однако этому помешала появившаяся в самом начале 70-х годов другая пьеса с богатым сценическим опытом — «Валентин и Валентина» Михаила Рощина. Глеб Панфилов, сам выходец с Урала, как бы восстановил справедливость в отношении замысла прибайкальца Вампилова, у которого вынужденно родившееся (по далекой и загадочной ассоциации с фильмом «Прошлым летом в Мариенбаде») заглавие было все-таки чуть претенциозным для вполне заурядной, даже обытовленной и приземленной истории, случившейся «далеко от Москвы» и еще дальше от этого самого Мариенбада.

Но парадокс картины Панфилова заключается в том, что словно вопреки возвращенному оригинальному названию, его собственная версия пьесы — в большей степени «Прошлым летом в Чулимске», нежели «Валентина». Это не история хрупкой и, кажется, беззащитной девушки Валентины, все же удивительно волевой, упорной и несмотря ни на что не теряющей веру в людей, с упрямством, возможно, достойным лучшего применения, восстанавливающей штакетины в постоянно разрушаемом палисаднике. И не драма местного следователя Шаманова, которого затягивает эта губительная среда скуки, бездействия и тупого равнодушия к жизни, больше похожая на вязкую болотную жижу.

На первый план неожиданно выходят те, кого считали второстепенными персонажами, кто составляет чулимовскую среду обитания, влачит свое существование в бесплодных супружеских препирательствах, бездумной пьянке и изменах или мечется, подобно молодому парню Пашке, который инстинктивно стремится вырваться за пределы уготовленной судьбы пьющего отца или, того хуже, перспективы оказаться в тюрьме опять же по пьяной лавочке или просто сдуру. Именно Александром Вампиловым, прозванным «певцом предместий» и рассказчиком «провинциальных анекдотов» во вроде бы сельской «простой истории» в традициях какого-нибудь добротного фильма
50-х годов (типа «Дело было в Пенькове») не только было угадано, но и пророчески предсказано, что может произойти в тысячах замкнутых, затхлых, будто заполняющихся некими отравляющими испарениями (и не одними винными парами), постепенно загнивающих мирках (одно слово — «застой») поселков и деревень по всей стране, по обе стороны от Байкала — до Тихого океана и до Балтики.

Глеб Панфилов обратился к пьесе «Прошлым летом в Чулимске»
как раз в «пиковый» момент застоя, а в своем творчестве — в промежутке между открыто диссидентской современной «Темой» (поэтому благополучно положенной на семь лет на полку) и скрыто язвительной исторической «Вассой». И «Валентина», оказавшись посередине этой своеобразной трилогии о падении нравов и вырождении духовности на просторах родного отечества, являясь почти классицистской по форме и исполнению, вызвала упреки критиков в непреодоленной театральности, а с другой стороны, в резкости трактовки драматургии своего рода «наследника Чехова». Может быть, режиссер был по-настоящему прав, лишая пьесу Вампилова доли поэтичности и прекраснодушия, считая, что для зрителя 80-х годов нужнее не сочувствие к оскорбленной в своих идеалах Валентине, а некое подобие шока от того, что и в этой ситуации героиня уверена: спастись от полного бездушия можно только благодаря ежедневному, конкретному, пусть и мелкому, незначительному труду.

Кудрявцев С. «Валентина» // Кудрявцев С. В. Свое кино. М.: «Дубль-Д», 1998.