Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Декабристы имеют к фильме, в сущности, довольно стороннее отношение. Дело не в том, что история декабрьского восстания рассказана неправильно. Можно правильно рассказать о любом событии, но видя его глазами человека, например, запертого в доме на маленьком переулке и видящего из окна только часть своего переулка. Так можно рассказать и о нашем Октябре. Так рассказано и о декабрьском восстании, и об истории декабристов, увиденной из окна модного магазина, где служила продавщицей француженка Полина Гебль.
В картине нет ни о восстании Черниговского полка, ни о тульчинском свидании, — короче, — нет южной группы, а потому оказался случайным персонажем, например, Пестель. В картине декабристы оторваны от жизни, а потому даже их отношение к восстанию может вызвать сомнение. Вообще, самое слабое в фильме — сценарий.
В сценарии тесно. Автор не сумел втиснуть многое из необходимого, не сумел сказать даже многое важное о декабристах. Зато целая часть уделена без особой нужды крестьянской любовной истории.
Впрочем, это в тоне картины. «Декабристы» — обычная «любовная» картина. И вовсе не случайно Анненков оказывается несколько неумным. Он слишком влюблен. И поэтому впечатление, что главный герой — Анненков,— пользуясь сегодняшней терминологией — «примазавшийся». Не умен и Рылеев, не умен и Трубецкой — все они больше интересуются поцелуями, чем даже разговорами о восстании, не говоря уже о самом восстании.
Поставлена фильма внешне богато. Если с историей в ней не лучше, чем в других «исторических», — в смысле эффектности она значительно выше многих недавно показанных «исторических». Правда, эффектности, специфической, театральной.
Режиссер честно сделал фильму в плане и тоне сценария. Артисты честно и любовно рассказали о хороших, милых, трогательных обывателях.
Портит цельность картины конец. Надо было, вместо повторения параллелей из «Дворца и Крепости» и картины повешения, показать на фоне фейерверков (к слову сказать — блестящих фейерверков) крупным планом целующихся Полину Гебль и Анненкова, чудесно спасшегося от наказания.
Тогда картина была бы логичней.
Вывод — «Декабристы» образчик того, как не нужно делать «исторические картины».
«Декабристы» // Советское кино. 1927. № 2.