Спектакли Художественного театра уносили меня, как мне казалось, на какие-то доселе мне неведомые высоты искусства. «Горе от ума» с чудесным Чацким — Качаловым и Фамусовым — Станиславским, благоуханные спектакли «На всякого мудреца довольно простоты», «Село Степанчиково» — совершеннее этого я не мог себе ничего представить!

Но вершиной моих увлечений был Шаляпин, в котором музыка и драма, певец и актер так гениально сочетались. Когда я был уже в старших классах гимназии, я бегал на все буквально спектакли и концерты с участием Шаляпина.

— Почему это так получается, — думал я, — что иногда смотришь и слушаешь Шаляпина, скажем, в Еремке, то возникает какой-то сложный комплекс мыслей и чувств: мне рисуются заснеженные просторы России, заброшенные деревеньки; я чувствую мужицкую силу и удаль, которая вот-вот вырвется наружу и забушует…

Использовав свои наклонности к рисованию, я шестнадцати лет поступил в театральный журнал «Рампа и жизнь» в качестве художника-карикатуриста. Я сделал это главным образом для того, чтобы проникнуть с редакционным пропуском за кулисы.

…Первые мои увлечения были связаны именно с театром, потому что кино не имело еще широкого распространения. Кроме того, первые фильмы были малохудожественны и крайне несовершенны.
То, что я увидел впервые в синематографе, произвело на меня впечатление, аналогичное тому, какое я получил от первого разговора по только что появившемуся у нас телефону, то есть
как от нового технического открытия, а не явления художественного порядка.

…Я намеревался до начала работы в театре окончить университет, готовился к поступлению на историко-филологический факультет, но время продиктовало иное, и я поступил в Красную Армию. Так как зрение у меня и тогда было плохое, меня зачислили в тыловую часть — фельдъегерский корпус при Ревовенсовете Республики. По роду службы мне пришлось очень много ездить, и в течение трех лет Гражданской войны я исколесил нашу страну вдоль и поперек от Архангельска до Крыма, от Байкала и Средней Азии до Петрограда и Минска.

Когда по окончании Гражданской войны меня освободили от военной службы, я снова должен был решить: что же делать дальше?

В это время я случайно встретился в Москве с Эйзенштейном, которого не видел с детских лет. Он приехал в Москву с фронта,
где работал художником в Политуправлении, расписывал агитпоезда. Наши настроения совпали, и мы решили вместе поступить в Пролеткульт, где и провели в совместной работе несколько лет.

…Моей первой ролью в кино была небольшая роль сыщика в фильме С. Эйзенштейна «Стачка» (1924). Затем я в течение трех лет участвовал в качестве режиссера-ассистента в трех больших кинокартинах С. Эйзенштейна: «Броненосец „Потемкин“» (1925), «Октябрь» (1927) и «Старое и новое» (1926–1927). Я до сих пор с удовольствием вспоминаю эту совместную работу с Эйзенштейном; дни, когда мы, одевшись в полосатые майки (для того чтобы легче было на съемках увидеть друг друга), зебрами носились среди огромных массовок по Одесской лестнице, по площади Зимнего дворца. Проводили съемки на углу Садовой и Невского — съемки, походившие порой на сложные военные операции.

…Во время этих съемок мне приходилось сталкиваться с огромным количеством людей и психологий, передо мной открывалась целая галерея человеческих профессий, характеров и типов. Эти поиски развивали навыки физиономиста и оказались для меня хорошей тренировкой в области пластической выразительности и образа.

Штраух М. Из творческой биографии // Экран и сцена. 1990. 22 февраля.